Написано завещание ивана калиты

Здравствуйте, в этой статье мы постараемся ответить на вопрос: «Написано завещание ивана калиты». Также Вы можете бесплатно проконсультироваться у юристов онлайн прямо на сайте.

В древности, чтобы понять, чем владеет удельный князь, достаточно было лишь взглянуть на его духовную грамоту. Она давала детальную информацию о собственности хозяина, о причинах и способах её приобретения. Благодаря записанным сведениям, в необычайном завещании мы можем проследить динамику собирания или дробления княжеских земель и богатств. В средневековье о том, что такое духовная грамота, знали практически все. Манускрипты долго и бережно хранились, ведь к документам раньше относились очень трепетно. До наших дней дошел сборник завещаний великих московских князей.

На чем было написано завещание Ивана Калиты?

Одной из самых замечательных и ценных считается духовная грамота Ивана Калиты. Это был истинно Великий Князь, который родился в 1283 году и прошел трудный путь, прежде чем стать известным и почитаемым человеком уже при жизни. В самом начале своего правления князь добился огромных результатов. Его уважали за умение найти общий язык с людьми, а также за настойчивость и целеустремленность. Благодаря Великому Ивану, экономическая и политическая жизнь союза Московского княжества и Золотой Орды пришла в гармонию. Калита был беспощаден с предателями и строг со своим народом, любые противостояния всегда пресекались им с легкостью.

Духовная грамота Калиты составлялась долгое время, в очень тяжелый исторический период для России. В начале завещания есть указание на состояние здоровья князя. Он уверял, что все с ним в порядке психически и что физических отклонений тоже нет. За свою жизнь Калита накопил достаточный капитал, который и завещал своим сыновьям и супруге, княгине Ульяне. В документе Иван перечислил все свои сбережения, которые достались ему в наследство от отца, деда, и те, которые он заработал самостоятельно. К слову сказать, их было немало. На тот момент Великий Князь был владельцем нескольких городов, к их числу относились Руза, Звенигород, Можайск, Серпухов, Коломна. Ивану Калите принадлежали десятки сел и волостей.

Духовная грамота великого князя Ивана Даниловича Калиты Духовная грамота завещание , один из важных источников по отечественной истории древних времен. Из них можно узнать о владениях князя, о его землях, порой о способе их приобретения завоевание, купля и т. Калита — великий князь московский В случаи с Калитой, это завещание особенно интересно, так как рассказывает, как собиралось Московское княжество в эпоху раздробленности Руси.

Духовная грамота Ивана Даниловича Калиты

Княжил с 1340 г. по 1353 г. Симеон (в схиме Созонт) Иванович (Иоаннович) Гордый родился в 1316 г., московский и Великий князь Владимирский. Старший сын кн. Ивана I Даниловича Калиты. До 1340 г. княжил в Н. Новгороде. После смерти отца в 1340 г. получил в Золотой Орде ярлык на Владимирское великое княжество, а также стал князем Московским.
Духовные грамоты представляли последнюю волю князя, хранились тщательно и поэтому хорошо сохранились. Они представляют большую ценность для истории, так это подлинники документов, которых с тех времен сохранилось не так много. В те времена утверждением князей занимались ханы из Золотой Орды, при этом каждая поездка князя могла стать для него последней. Перед каждой поездкой князья составляли духовные грамоты, чтобы передать в них свою последнюю волю. Духовная грамота Ивана Калиты была составлена в 1339г. перед поездкой к хану Узбеку, который отличался особенной жестокостью по отношению к русским князьям.
Духовная грамота: завещание ивана калиты Духовная грамота (завещание) московского князя Ивана Даниловича Калиты составлялась в сложный для России период. С сер.
Внимание Русские земли были обложены данью, кроме того, ханы утверждали князей на «отчих престолах» и великого князя владимирского и суздальского. Нередко поездки в Орду для русских князей кончались смертью – например, 15 сентября 1326 г.

Действительно, хотя и Иван Калита, и его сыновья являлись великими князьями Владимирскими, в их завещаниях никогда не определялись судьбы великого княжения, распоряжение которым зависело исключительно от воли хана, а лишь упоминались отдельные княжеские села на его территории.
Тем не менее в последующие годы борьба между Тверью и Москвой продолжалась, и в связи с ней в источниках время от времени упоминается Иван Данилович.

Но далее звучит мотив уже другой библейской книги – пророка Иеремии. «Вот, наступают дни, говорит Господь, и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле. Во дни его Иуда спасется и Израиль будет жить безопасно; и вот имя Его, которым будут называть Его: „Господь оправдание наше!“.

Калита правил Москвой с 1325 по 1340 годы, и в период этого правления им перед отъездом в Орду было составлено два духовных завещания. По мнению некоторых исследователей истории Москвы, они были изданы в 1336-1339 годах.

Из той же книги Иезекииля происходит и мысль о наступлении «последних времен». Рассказ о Гоге, «князе Роша, Мешеха и Фувала», которого Господь «в последние времена» выведет из земли Магог и пошлет «от пределов севера» войной на Израиль, – одна из любимых ветхозаветных тем византийского Средневековья. Там этот народ ассоциировался с руссами, часто нападавшими с севера на Византию.

Иван Калита превратил Москву не только в политический, но и в религиозный центр Руси. В 1325 г. митрополит Петр из Владимира переехал в Москву. Митрополит Феогност окончательно перенес в Москву митрополичью резиденцию. В 1325 г. в Москве был заложен каменный Успенский собор, позднее построены каменные храмы — Спаса Преображения, Михаила Архангела, Иоанна Лествичника, что под колоколы. Зимой 1339/1340 г. Иван Калита выстроил новый московский Кремль — из дубовых бревен, который целых двадцать пять лет защищал город от вражеских нашествий.

Что же имел в виду Дмитрий Донской, когда называл Галич, Бело-озеро и Углич «куплями своего деда»? Этот вопрос интересовал историков еще со времен Н.М. Карамзина.

Прозвище «Калита» князь Иван получил, предположительно, очень рано. «Калитой» называли большой кошель, который носили на поясе.

В детстве Иван Калита часто слышал о постоянных набегах татар, нападавших на Русь. Позже он и сам был свидетелем того, как враги напали на Москву.

С ранних лет Калиту обучали грамоте и рассказывали о делах, происходящих в государстве. Когда Ивану едва исполнилось 3 года, его впервые посадили на лошадь, после чего его воспитанием занимались специальные мужчины.

Интересен факт, что отец Ивана Калиты хотел видеть на престоле именно Ивана, а не его старшего брата Юрия. Это и неудивительно, поскольку Иван, в отличие от своего капризного брата, отличался большим умом и рассудительностью.

Когда в 1303 г. Даниил Александрович умер, все управление перешло Юрию, а Ивану Калите досталась скромная роль его помощника. Однако Иван был вынужден неоднократно брать власть в свои руки.

Уроки истории: что такое духовная грамота?

Современники Ивана Даниловича отзывались о нем, как об очень гибком, но в то же время твердом князе. Его политика вызывала большое доверие и уважение у хана, благодаря чему Москва не подвергалась набегам.

Люди жили в относительной безопасности, а их благосостояние год от года росло. Интересен факт, что Иван Калита сохранял государство от войн и грабежей на протяжении 40 лет. Он радикально расправлялся с теми, кто выражал какое-либо недовольство или провоцировал восстания и бунты.

Политика Ивана Калиты основывалась на 4 негласных правилах:

• жить в мире с Ордой;
• контролировать «выход», то есть дань;
• собирать земли;
• дружить с Церковью.

Иван I Калита достиг огромного влияния на некоторых территориях, в числе которых были Новгород, Псков и Тверь. Несмотря на постоянную выплату дани ордынскому хану, он сумел накопить немало богатства, которое позже перешло его потомкам.

Первой супругой Ивана Калиты стала Елена, которую он взял в жены в 1319 г. В этом браке у него родилось четыре сына: Андрей, Иван, Даниил и Семен. После 12 лет супружеской жизни Елена скончалась от неизвестной болезни.

Второй женой Ивана Калиты стала Ульяна. Согласно одним источникам от нее родилась только одна дочь, однако по другой версии их было четверо.

Всех своих дочерей князь выдавал замуж исходя из политической выгоды. Интересен факт, что каждому зятю он выдвигал условие, согласно которому распоряжаться уделами имеет право только он один.

За несколько месяцев до смерти Иван Калита принял постриг. Предотвращая распри между сыновьями, правитель распределил имущество при жизни. Симеон Гордый стал владельцем двух третей наследства.

Отец оставил его в роли покровителя младших детей. Калита на смертном одре заботился о государстве. Такое деление позволило избежать дробления Московского княжества. Смерть князя пришла в марте 1340 года.

Похороны прошли в Архангельском соборе, построенном по приказу Ивана I.

Существует легенда, в соответствии с которой князь слыл щедрым человеком.

«В лето 6837 (т. е. в 1329 г. — прим.) князь великий Иван Данилович ходил на миру в Великий Новгород и стоял в Торжке. И пришли к нему святого Спаса притворяне с чашею, 12 мужей на пир.

И воскликнули 12 мужей, притворяне святого Спаса: «Бог дай многа лета великому князю Ивану Даниловичу всея Руси. Напой, накорми нищих своих».

И князь великий спросил бояр и старых людей новоторжцев: «Что это за люди пришли ко мне?»

Иконы Ивана Калиты

И сказали ему мужи новоторжцы: «Это, господин, притворяне святого Спаса, а ту чашу дали им 40 калик, пришедших из Иерусалима».

И князь великий посмотрел у них чашу, поставил ее на свое темя и сказал: «Что, братья, возьмете у меня вкладом в эту чашу?» Притворяне отвечали: «Чем нас пожалуешь, то и возьмем».

И князь великий дал им гривну новую вклада: «А ходите ко мне во всякую неделю и берите у меня две чаши пива, третью – меду. Также ходите к наместникам моим и к посадникам и по свадьбам, а берите себе три чаши пива».

Став во главе княжества, он первым делом перевел из Владимира резиденцию митрополита. Москва стала духовной столицей Руси, а первым московским митрополитом стал Петр.

Все действия Ивана Калиты были направлены на возвышение Москвы над остальными княжествами. Успешными были действия в борьбе с Тверским княжеством. В 1327 году в Твери произошло восстание против ордынского владычества. Карательная акция Узбек-хана настолько ослабила тверские силы, что княжество больше не конкурировало с Москвой.

Политика князя Ивана Калиты привела к расположению к нему Узбек-хана. Если все княжества в полном объеме ощущали гнет ордынских баскаков, то московские земли жили относительно спокойно.

Началось переселение в Московское княжество людей из других земель.

Иван Калита способствовал развитию ремесел и торговли, что позволило распространить влияние на многие земли Северо-Восточной Руси.

Ко двору были приглашены бояре, что создало мощную опору власти. Был введен земледельческий закон, основанный на византийском праве, а также новый порядок наследования.

Завещание Ивана Калиты об Олимпийских играх

Аннотация

Эта книга — первая биография московского князя Ивана Даниловича Калиты (ум. 1340), «собирателя Руси», подлинного основателя Московского государства.Ему не повезло в историографии. «Скупец», «лицемер», «вероломный татарский угодник» — какими только эпитетами не награждали его историки прошлого и нынешнего столетий. Автор книги попытался по-новому взглянуть на этого человека — и перед нами предстал другой Иван Калита, мудрый правитель, заслуживший у современников прозвище «Добрый», человек, всю свою жизнь старавшийся ревностно исполнять долг государя и христианина.

Благословление от владыкы, поклон от посадника Георгия, и от тысячкого Андреяна, и от всех старейших, и от всех мънших, и от всего Новагорода господину князю Михаилу Ярославицю. На семь та, княже, хрьст целовати к всему Новугороду, на чемь целовали пьрвии князи, и дед твои, и отьць твои. Новгород ти дьржати по пошлине, како держал дед твои и отьць твои. Грамот ти не посужати. А мужа ти без вины волости не лишити. А бес посадника ти волостии не раздавати, ни суда ти судити, ни грамот давати. А волостии ти, княже, новгородьскых своими мужи не дьржати, дьржати ти мужи новгородьскыми; а дар тобе от тех волостии емати. А се волости новогородьскыя: Волок с всеми волостьми, а дьржати ти свои тиун на половине, а новгородьць на половине, в всей волости Волочкои; а на Тьржку ти, княже, дьржати свои тиун на своей части, а новгородьць на своей части. А се волости новгородьскыя: Бежице, Городьць, Мелеча, Шипи-но, Егна, Волъгда, Заволочие, Голопьрьмь, Тьре, Пьрьмь, Печера, Югра; а ты волости дьржати ти мужи новгородьскыми. А свинье бита ти, княже, за 60 вьрст около города, а дале куда кому годно. А закладников ти не приимати, княже, по всей волости Новгородьскои, ни княгини твоей, ни бояром твоим, ни дворяном твоим. А сел ти не ставити по Новгородьскои волости, ни твоей княгыни, ни твоим бояром, ни твоим дворяном, ни купити, ни даром приимати. А свобод ти не ставити по Новгородьскои волости. А что сел, княже, на Новгородьскои земли твоих, или княгыниных, или бояр твоих, тех сел тобе съступитися: а куны емати на них у истьцев своих, у кого будеть кто купил; а земля святой Софии к Новугороду. А что сел и свобод Дьмитриевых, то дали есме быле Андрею до живота Андреева в хрьстное целование, а потомь Новугороду то все; а тобе, княже, в то не въступитися. А рубеж ти дати правый по старому рубежю, в хрьстное целование, как было при отци твоемь Ярославе. А на Озвад ти, княже, ездити лете звери гонит. А в Руоу не ехати, ехати в Русу на третьюю зиму. А в Ладогу ти, княже, ездити на третиее лето. А осетрьнику твоему ездити в Ладогу по грамоте отца твоего, како пошло. А в Вълъгде ти тиуна не държати. А судиям твоим ездити по волости, куда пошло, лете с Петрова дни, по пошлине. А что пожень княжих, то князю; а новгор-одьское Новугороду. А вывод ти, княже, в всей Новгородь-скои волости не надобе. А с Суждальскои земли тобе, княже, новгородца не судити, ни грамот давати, ни волостии раздав-ати. А по всей Суждалъскои земли гостити новгородцю без рубежа. А у мыта у новгородца и у новоторъжца по две векше от воза, и от лодие, и от хмелна короба, и от льняна. А дворяном твоим ходити по пошлине: от князя по пяти кун, а от тиуна по две куне. А за Волок ти, княже, своего мужа не слати, продаяти ти дань своя новгородцю. А холопу и робе на господаря веры не яти. А в Немечком дворе тобе, княже, търговати нашею братиею; а приставов ти не приставливати; а двора ти не затваряти. А что подеялося доселе межи тобою и твоими мужи Новугороду до хрьстьного целования, то ти все, княже, отложити и твоим мужем. А твоим судиям по волости самосуда не замышляти на людех по Новгородьскои волости. А вязчего не пошло по Новгородьскои волости, то судиям твоим отложити. А холопа и половника не судити твоим судиям без господаря; судити князю в Новегороде, тако пошло. И купцины в силу не судити въ волости. А кто живет въ Търъжку на Новотьрзькои земли, а к святому Спасу не тягнеть к Търъжку, князем отьемъся, а ти поидуть ис Торъжку, куда им годно. Аже възъидеть к тобе, княже, на мужа обада, тому ти веры не яти, дати тому исправа. А у купьць повозов не имати, разве ратной вести. А коли, княже, поедешь въ Новгородъ, тъгда тобе дар емати по постояниям; а коли поедешь из Новагорода, тъгда дар не надобе. А холоп или половник забежить в Тферьскую волость, а тех, княже, выда-вати; который ли въстворить суд собе, судити его в Новегороде. А нелюбие, княже, тобе отложити и от старейших, и от мьнших, и от всех. На семь, господине, на всемь целуй хрьст при нашей братии, при послех.

1328-1340 гг. Се яз, князь великий Иван Даниловичь всея Руси, пожаловал есмь соколников печерских, хто ходит на Печеру, Жилу с друга. А се их имена: Жила, Олюша, Василко, Степан, Карп, Федец, Острога, Бориско, Кузма, Дмитрок, Власии, Микити-ца Иванов сын, Семенец, Кондрат, Чешко, Семенец, Григорь, Степанец, Савица. Не надобе им никоторая дань, ни ко старосте им не тянута; и что у них третники и наймиты, хто стражет на готовых конех, а в кунах, и тем не надобе никоторая дань, ни ко старосте им не тянута, ни биричь их не поторгыват, не надобе ни корм, ни подвода. Хто ли через мою грамоту что у них возмет, и яз, князь великий, кажню, занеже ми люди те надобны. А приказал есми их блюсти Меркурью. А ты, Меркуреи, по моей грамоте блюди их, а в обиду их не выдавай никому.

Текст печатается по изданию: Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV- начала XVI в. Т.З.М.; Л., 1964. С. 15.

Около 1339 г. а) Первый вариант

Во имя Отця и Сына и Святаго Духа, се яз, грешный худыи раб Божий Иван, пишу душевную грамоту, ида в Ворду, никимь не нужен, целымь своимь умомь, в своемь здоровьи. Аже Бог что розгадаеть о моемь животе, даю ряд сыном своим и княгини своей. Приказываю сыном своим очину свою Москву. А се есмь им роздел учинил: Се дал есмь сыну своему болшему Семену: Можаеск, Коломъну со всими Коломеньскими волостми, Городенку, Мезыню, Песочну, Похряне, Усть-Мерьску, Брошевую, Гвоздну, Ивани, деревни Маковець, Левичин, Скулнев, Канев, Гжелю, Горетову, Горки, село Астафьевьское, село на Северьсце в Похрянъском уезде, село Костянтиновское, село Орининьское, село Островьское, село Копотеньское, селце Микульское, село Малаховьское, село Напрудское у города. А при своемь животе дал есмь сыну своему Семену: 4 чепи золоты, 3 поясы золоты, 2 чаши золоти с женчуги, блюдце золото с женчугомь с каменьемь. А к тому еще дал есмь ему 2 чума золота болшая. А ис судов ис серебрьных дал есмь ему 3 блюда серьбрьна. А се даю сыну своему Ивану: Звенигород, Кремичну, Рузу, Фоминьское, Суходол, Великую свободу, Замошьскую свободу, Угожь, Ростовци, Окатьева свободка, Скирминовьское, Тростна, Негуча. А села: село Рюховьское, село Каменичь-ское, село Рузьское, село Белжинъское, село Максимовское, село Андреевское, село Вяземьское, село Домонтовьское, село в Замошьскои свободе, село Семьциньское. А из золота дал есмь сыну своему Ивану: 4 чепи золоты, пояс болшии с женчугомь с каменьемь, пояс золот с каптор-гами, пояс сердоничен золотомь окован, 2 овкача золота, 2 чашки круглый золоты, блюдо серебрьно ездниньское, 2 блюдди меншии. А се дал есмь сыну своему Андрею: Лопастну, Северьску, Нарунижьское, Серпохов, Нивну, Темну, Голичичи, Щитов, Перемышль, Растовець, Тухачев. А се села: село Талежьское, село Серпоховьское, село Колбасиньское, село Нарьское, село Перемышльское, село Битяговское, село Труфонов-ское, село Ясиновьское, село Коломниньское, село Ногатинь-ское. А из золота дал есмь сыну своему Андрею: 4 чепи золоты, пояс золот фрязьскии с женчугомь с каменьемь, пояс золот с крюкомь на червчате шелку, пояс золот царевьскии, 2 чары золоты, 2 чумка золота меньшая; а из блюд, — блюдо серебрьно, а 2 малая. А се даю княгини своей с меншими детми: Сурожик, Мушкову гору, Радонежское, Бели, Воря, Черноголовль, на Вори свободка Софроновская, Вохна, Деиково раменье, Да-нилищова свободка, Машев, Селна, Гуслиця, Раменье, что было за княгинею. А села: село Михаиловское, село Луцинь-ское, село у озера, село Радонежское, село Деигуниньское, село Тыловское, Рогожь, село Протасьевское, село Аристовь-ское, село Лопастеньское, село Михаиловское на Яузе, 2 селе Коломенский. А из городьских волостии даю книгини своей осмничее. А тамадою и иными волостми городьскими поделятся сынове мои; тако же и мыты, который в котором уезде, то тому. А оброкомь медовымь городьскимь Василцева веданья поделятся сынове мои. А что моих бортников и оброчников купленых, который в которой росписи, то того. А по моим грехом, пи имуть искати татарове которых волостии, а отоимугься, вам, сьшом моим, и княгини моей поделити вы ся опять тыми волостми на то место. А численыи люди, а те ведають сынове мои собча, а блюдуть вси с одиного. А что мои люди куплении в великомь свертце, а тыми ся поделять сынове мои. А что золото княгини моее Оленино, а то есмь дал дчери своей Фетиньи, 14 обручи и ожерелье матери ее, монисто новое, что есмь сковал. А чело и гривну, то есмь дал при собе. А что есмь придобыл золота, что ми дал Бог, и коробочку золотую, а то есмь дал княгини своей с меншими детми. А ис порт из моих сыну моему Семену: кожух черленыи женчужьныи, шапка золотая. А Ивану, сыну моему: кожух желтая обирь с женчугомь и коць великий с бармами. Андрею, сыну моему: бугаи соболий с наплечки с великим женчугомь с каменьемь, скорлатное портище сажено з бармами. А что есмь нынеча нарядил 2 кожуха с аламы с женчугомь, а то есмь дал меншим детем своим, Марьи же Федосьи, ожерельем. А что моих поясов серебрьных, а то роздадять по попьям. А что мое 100 руб. у Ески, а то роздадять по церквем. А что ся остало из моих судов из серебрьных, а тым поделятся сынове мое и княгини моя. А что ся останеть моих порт, а то роздадять по всим попьямь и на Москве. А блюдо великое серебрьное о 4 колця, а то есмь дал святей Богородици Володимерьскои. А приказываю тобе, сыну своему Семену, братью твою молодшую и княгиню свою с меншими детми, по Бозе ты им будешь печалник. А что есмь дал сыну своему Семену стадце, а другое Ивану, а иными стады моими поделятся сынове мои и княгини моя. А на се послуси: отець мои душевьныи Ефрем, отець мои душьвныи Федосии, отець мои душевьныи поп Давыд. А грамоту писал дьяк князя великого Кострома. А кто сю грамоту порушить, судить ему Бог.

Святой благоверный князь Иван Калита (род. ок.1283, умер 31 марта 1340 г, годы правления- 1325-1340)-одна из знаковых фигур русской истории. Это имя, которое известно нам со школьной скамьи, поэтому к нему всегда был особый интерес. Почему этот человек получил такую известность в истории? Да потому, что с его именем связано великое явление нашей истории-создание единого Русского государства, Московского государства. Иван Калита был основателем могущества Москвы. При нём Москва стала центром Великого княжения, центром Русской Церкви.

Духовная грамота (завещание) великого князя Иоанна Даниловича Калиты

К началу XIV века место Руси на политической карте мира уверенно заняла Золотая Орда. Она раскинулась от низовий Дуная на западе до Оби на востоке. В Азии она простиралась от Ташкента на юге до Тюмени на севере. В Европе, помимо Руси, под власть Орды попали земли между Волгой и Уралом, Северный Кавказ, Крым и причерноморские степи. Столицей Золотой Орды вначале был Сарай, основанный в низовьях Волги в 1250-х годах, а позже- Сарай ал-Джедид, располагавшийся на левом берегу Ахтубы чуть южнее нынешнего Волгограда.

Во-первых, став великим князем, он навёл порядок в сборе дани в подвластных ему землях. Денежные средства в большом количестве просто разворовывались. Местные бояре и князья собирали деньги на Орду, а оставляли в своих карманах. Иван твёрдой рукой «очистил землю русскую от разбойников и от татей», как говорят летописи. Он устраивал экзекуции неплательщикам. Так в ростовской земле местного боярина он приказал подвесить за ноги и держать так до тех пор, пока родственники не принесут долг. И деньги тут же нашлись.

Во-вторых, из-за грабежей на дорогах останавливалась торговля. Он выловил всех разбойников.

В-третьих, Иван Калита стал проникать на русский север. Север славился пушниной, которую называли мягким золотом. Пушнина была валютой во все времена. Там правил Новгород, живший на торговле северной пушниной. Но Иван Данилович сумел пробиться на этот рынок. Он посылал на север свои артели, которые занимались заготовкой пушнины, а также ловили соколов, кречетов- ловчих птиц, которые тоже высоко ценились, особенно в Орде.

В-четвертых, Иван Данилович был мастером придумывать новые налоги, а также собирать налоги.

В-пятых, он начал производство хмельных напитков. В Москве при нём стали производить «хмельной мёд»- «медовуху». При Иване Калите «медовуха» поставлялась в страны восточной Европы и в Золотую Орду, что приносило неплохой доход.

В начале XIV века возникла проблема в отношениях между светскими правителями и Церковью. Умер митрополит Максим Грек, который в это время перенёс свой митрополичий стол из Киева, окончательно разорённого татарскими набегами, во Владимир. Встал вопрос: кто займёт его место? Разные светские правители стремились к тому, чтобы именно их представитель из церковной среды, которому они доверяют, занял церковный стол. Дело в том, что слово русского митрополита было очень весомым в Орде. На него очень ориентировались при принятии решений. Поэтому было очень важно, чтобы церковный стол занял человек, связанный добрыми отношениями с тем или иным правителем. Это был важный момент для политического подъёма того или иного княжества.

• Случилось так, что тверские князья, которые в это время боролись за великокняжеский титул, выдвинули своего кандидата, но в Константинополе на место митрополита утвердили совсем другого человека из южной Руси. Этим человеком был будущий митрополит Пётр. Он приехал из галицких земель в северо-восточные русские земли и отношения с тверскими князьями у него не сложились.

• Князь Иван с горечью наблюдал, как разодранная на 27 княжеских уделов Русь теряет своё единство. Десятилетия монгольского ига привели к оскудению Русской земли. Нищали и гибли люди в бесконечных междоусобных войнах. Ослабляя этими войнами друг друга, князья выслуживались перед Ордой во имя вожделенного ханского ярлыка. В который раз Русь переживала кризис власти, усугублявшийся кризисом церковным. В душах царил разброд. Вера слабела, и Калита полагал, что причиной тому было церковное нестроение. Храмы повсеместно обветшали, а некоторые вовсе были разрушены. Даже рукописных книг, по которым совершались богослужение, не хватало. Ситуацию следовало исправлять. Этим занимался возглавлявший русскую православную церковь митрополит Пётр.

  Однако, сорок лет тишины не были так уж безоблачны. Иван Калита всё же ходил в военные походы. Так в 1327 году была война с тверскими князьями, которая окончилась разорением Твери, исходом тверских князей в Литву. Соборный колокол был снят и увезён в Москву, что было символическим унизительным актом для тверичей. В чём была причина такой жёсткой междоусобной войны между русскими? Что же, Иван Калита был пособником ордынского хана?

  Иван Калита был редким политическим деятелем, обладавшим стратегическим мышлением, то есть умевшим заглядывать на несколько десятилетий вперёд, работать на будущее.

  Целью жизни Ивана Даниловича Калиты было возвышение Москвы, строительство Московской Руси, Московского княжества. Естественно, он думал о том, как сохранить своё дело. Чувствуя, что силы покидают его, он решил он заранее, при жизни, передать власть своему старшему сыну Симеону Гордому (правил с 1340 по 1353 год). Для этого он повёз Симеона в Орду, представил его хану, поручился, что Симеон будет делать всё так, как делал он. Хан утвердил завещание Ивана Калиты. После возвращения из Орды Иван Калита передал фактическую власть Симеону, посадив его княжить.

  Книга доктора исторических наук К.А. Аверьянова посвящена одному из самых интересных и загадочных вопросов русской истории XIV в., породившему немало споров среди историков, — проблеме так называемых «купель Ивана Калиты», в результате которых к Московскому княжеству были присоединены несколько обширных северных земель с центрами в Галиче, Угличе и Белоозере. Именно эти города великий князь Дмитрий Донской в своем завещании 1389 г. именует «куплями деда своего». Подробно анализируются взгляды предшествующих исследователей на суть вопроса, детально рассматриваются указания летописных, актовых и иных первоисточников по этой теме.

  Времена его правления были эпохой усиления власти Москвы и ее возвышения над другими русскими городами. Иван Данилович обеспечил безопасность Москве тем, что заслужил расположение и доверие Узбека.

  «Перестали поганые воевать русскую землю, — писал летописец, — перестали убивать христиан; отдохнули и опочили христиане от великой истомы и многой тягости и от насилия татарского; и с этих пор наступила тишина по всей земле».

  Именно при Иване Калите был построен дубовый Кремль, который защищал центр города и посад за его пределами. С большой скоростью возникали села. Бояре с радостью отправлялись к Московскому князю и получали от него земли.

  Иван Данилович Калита заботился о безопасности своего княжества, строго преследовал и казнил разбойников, поэтому купцы могли спокойно ездить по русским дорогам. Иван также добился чтобы митрополичья кафедра была переведена из Владимира в Москву.

  С тех пор Москва стала духовной столицей Руси. Иван Калита сумел расположить к себе митрополита Петра.

  В 1327 году Иван Данилович вместе с другими князьями отправился в поход на Тверь вместе с золотоордынскими карательными отрядами для подавлении народного восстания против монголо-татар. За это Иван Калита был награжден в 1328 году ханом Узбеком и получил Костромское княжество и право контроля над Новгородом Великим.

  Но вскоре Узбек очень рассердился, узнав о смерти своего посла Чолкана и его свиты, дал ярлык на великое княжение Калите, войска и отправил на Тверь. Прийдя в Тверскую волость Калита с татарами сожгли города и села, взяли людей в плен.

  Во то время правителями на Руси становились с одобрения хана татаро-монгольского ига. После смерти своего старшего брата Юрия, благодаря своим хорошим отношениям с ханом Узбеком Ивану был дан ярлык на великое княжение.

  Став великим князем, Иван Калита стал укреплять Московское княжество. Договорившись с ханом Узбекам, он стал самостоятельно собирать дань и платить ее в Орду. Взамен татары перестали делать набеги и разорять русские земли. Благодаря тому, что определенную часть собранных богатств оставалось у Московского княжества, создавались предпосылки для его развития.

  Постепенно Иван Калита стал одним из самых богатых князей в истории Руси. Его необычное прозвище «Калита» как раз связано с деньгами. По одной из версий свое прозвище он получил из-за большого количества богатств, так как слово Калита означало кошелек в Древней Руси.

  Совет

  По другой версии это прозвище к нему «приклеилось» из-за того, что он постоянно носил с собой мешок денег для раздачи нищим и нуждающимся.

  Существует также версия, что свое прозвище он получил из-за того, что выгодно отдал своих дочерей замуж, которых у него было четыре, получив тем самым выгодные связи.

  Благодаря своим хитрым действиям, он смог перенести митрополитскую кафедру из Владимира в Москву, сделав ее духовным центром России. Это также помогло укреплению его власти.

  За время своего правления он жестоко боролся с разбойниками, орудовавшими на подъездах к Москве, вследствие чего сократились грабежи и разбойные нападения на обозы торговцев.

  Со временем в Москву потянулась все больше торговых караванов со всех уголков страны и из-за рубежа.

  В начале XIV века он княжил в Переславле-Залесском. У Ивана был старший брат Юрий Данилович, который являлся московским князем. Пока Юрий Данилович находился в Великом Новгороде и посещал Золотую Орду, брат замещал его и занимался управлением в Москве.

  В 1304 году, когда Юрий Данилович отсутствовал, Иван отправился защищать Переславль от князей Твери.

  Боярин Акинф с тверскими полками пытался захватить город, Иван Калита на протяжении трех дней держался в осаде, на четвертый к нему на помощь прибыл боярин Родион Несторович, и тверские войска были разбиты.

  На чем написал свое завещание иван калита

  История формирования единого Русского государства всегда была одним из главных предметов внимания отечественных историков. Тем не менее необходимо признать, что целый ряд важных сторон процесса централизации страны все еще остается своего рода белым пятном и требует своего изучения. Одним из подобных вопросов, породившим массу всевозможных догадок и предположений исследователей, на протяжении уже двух столетий является вопрос о так называемых «куплях» Ивана Калиты.

  Суть его заключается в следующем. Составляя в 1389 г. свою вторую духовную грамоту (завещание), великий князь Дмитрий Иванович Донской сделал следующие распоряжения: «А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с теми селы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовъское. А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозеромъ, со всеми волостми, и Вольским съ Шаготью, и Милолюбъскии езъ, и съ слободками, что были детии моих. А сына своего, князя Петра, благословляю куплею же своего деда, Оуглечим полем, и что к нему потягло, да Тошною и Сямою»¹.

  В тексте завещания наше внимание привлекает троекратное указание на то, что данные города являлись для Дмитрия Донского «куплями» его деда, которым, как известно, являлся живший на полстолетия раньше великий князь Иван Данилович Калита. До наших дней сохранились его две духовные грамоты, дошедшие, что важно, в подлиннике. Но в них нет ни малейшего намека на то, что Калита владел упомянутыми его внуком городами². Что же имел в виду Дмитрий Донской, когда называл Галич, Бело-озеро и Углич «куплями своего деда»? Этот вопрос интересовал историков еще со времен Н.М. Карамзина.

  Стремясь хоть как-то объяснить отмеченное выше противоречие, Н.М. Карамзин предположил, что Калита приобрел указанные города незадолго до своей кончины, и тем самым они просто не попали в составленное несколькими годами раньше завещание московского князя³. Однако здесь его подстерегала другая трудность: до нас дошли духовные грамоты сыновей Калиты – Семена Гордого и Ивана Красного, но и в них опять-таки нет ни одного слова про Галич, Углич и Белоозеро⁴.

  Для объяснения этого парадокса Н.М. Карамзин нашел довольно остроумный выход. По его мнению, эти города вплоть до эпохи Дмитрия Донского «не были еще совершенно присоединены к Московскому княжению»⁵. Как известно, в XIV в. московские князья одновременно занимали два княжеских стола – собственно московский, являвшийся для них родовым владением, и великокняжеский во Владимире, право на который они получали по ханскому ярлыку. По мнению историографа, Калита приобретением этих трех городов расширял не собственно московские владения, а великокняжеские пределы: «сии уделы до времен Донского считались великокняжескими, а не московскими: потому не упоминается об них в завещаниях сыновей Калитиных»⁶. Действительно, хотя и Иван Калита, и его сыновья являлись великими князьями Владимирскими, в их завещаниях никогда не определялись судьбы великого княжения, распоряжение которым зависело исключительно от воли хана, а лишь упоминались отдельные княжеские села на его территории. И только внук Калиты, через несколько лет после знаменитой Куликовской битвы, ознаменовавшей начало заката ордынского влияния, смог включить в текст своего завещания 1389 г. многозначительную фразу: «А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великим княженьем»⁷. Именно сразу после нее идет процитированный выше нами текст о Галиче, Белоозере и Угличе. Тем самым Дмитрий Донской ясно показывал, что теперь не хан, а московский князь имеет полное право распоряжаться как всем великим княжением, так и отдельными его частями.

  Однако эта внешне очень логичная и стройная схема, казалось бы полностью объяснявшая отсутствие упоминаний об этих трех городах в завещаниях Калиты и его сыновей, имела один небольшой изъян, на который указал С.М. Соловьев: «Карамзин делает предположение, что эти прикупы принадлежали не к Москве, но к великому княжению Владимирскому. Но как мог Калита прикупать к великому княжению, которое вовсе не принадлежало в собственность его роду и по смерти его могло перейти к князю Тверскому или Нижегородскому? Это значило бы обогащать других князей на свой счет». Он же обратил внимание и на другое обстоятельство – на протяжении почти всего XIV в. русские летописи продолжают по-прежнему упоминать самостоятельных галичских и белозерских князей, что поневоле создается впечатление, что никаких покупок их стольных городов Калита не совершал. На взгляд историка, «дело объясняется тем, что Калита купил эти города у князей, но оставил еще им некоторые права владетельных, подчиненных, однако, князю Московскому, а при Дмитрии Донском они были лишены этих прав»⁸.

  Мнение С.М. Соловьева поддержал В.О. Ключевский: «Покупая села и деревни в чужих уделах, Иван Калита купил целых три удельных города с округами, – Белозерск, Галич и Углич, оставив, впрочем, эти уделы до времени за прежними князьями на каких-либо условиях зависимости». При этом он выделял их, наряду с удельными, в особую группу так называемых окупных князей, «у которых великий князь покупал их уделы, оставляя за ними пользование их бывшими вотчинами с известными служебными обязательствами»⁹.

  Б.Н. Чичерин попытался соединить точку зрения Н.М. Карамзина и С.М. Соловьева: «Из духовной Дмитрия Ивановича мы узнаем, что дед его купил целые княжества – Галич, Углич, Белоозеро, но местные князья оставались пока в своих владениях, неизвестно на каких правах, и только при внуке Калиты земли эти присоединены были к Москве. Поэтому, вероятно, о них и не говорится в прежних духовных»¹⁰.

  Более радикально решал эту проблему В.И. Сергеевич. Касаясь предположения С.М. Соловьева, что московский князь, приобретя эти земли, оставил за прежними владельцами некоторые права, он писал: «Вещь возможная, что Калита оставил свои купли за князьями-продавцами, обязав их службой себе и детям»¹¹. И тут же он приводит аналогичный пример, встречающийся во второй духовной грамоте Калиты, когда купленное в Ростове село князь отдает некоему Борису Воркову под условием службы себе и детям¹². Но тут возникает неустранимое препятствие – если Калита в своем завещании, «в котором не забыт даже прикупленный кусок золота», упоминает отдельное купленное село, то как же он смог забыть целых три княжества?¹³

  Пытаясь найти хоть какое-то логическое объяснение этому противоречию, В.И. Сергеевич предпринял в целом верный ход – необходимо проследить историю этих княжеств на протяжении полувека, прошедшего от смерти Калиты до составления завещания его внука. Это было сделано им применительно к Галичу. И здесь обнаружились интересные подробности. Под 1363 г. Никоновская летопись сообщает о том, что Дмитрий Донской согнал Дмитрия Галицкого с его княжения¹⁴. Спустя несколько лет, в начале 70-х гг. XIV в., была составлена договорная грамота между Дмитрием Донским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем Серпуховским. И хотя она дошла до нас в очень дефектном состоянии, все же из ее текста можно выяснить, что в момент ее составления Галич находился в уделе Владимира Серпуховского¹⁵. Затем, если судить по завещанию 1389 г. самого Дмитрия, Галич снова оказался в руках московского князя¹⁶. Таким образом, можно предположить, что этот город был приобретен Дмитрием Донским в промежуток между началом 70-х гг. XIV в. и 1389 г.

  Книга доктора исторических наук К.А. Аверьянова посвящена одному из самых интересных и загадочных вопросов русской истории XIV в., породившему немало споров среди историков, — проблеме так называемых «купель Ивана Калиты», в результате которых к Московскому княжеству были присоединены несколько обширных северных земель с центрами в Галиче, Угличе и Белоозере. Именно эти города великий князь Дмитрий Донской в своем завещании 1389 г. именует «куплями деда своего». Подробно анализируются взгляды предшествующих исследователей на суть вопроса, детально рассматриваются указания летописных, актовых и иных первоисточников по этой теме.

  Со школьной скамьи знакомо нам это имя – Иван Калита. Но что можно сказать о человеке, носившем это имя и это прозвище? Первый московский правитель… Князь скопидом, прозванный за прижимистость «денежным мешком»… Хитроумный и беспринципный лицемер, сумевший войти в доверие к хану Золотой Орды и наводивший во имя своих личных интересов татар на русские города… Вот, кажется, и все.

  Таков привычный образ Ивана Калиты. Но этот образ – не более чем миф, созданный на потребу простодушной любознательности. В источниках мы не найдем его безусловного подтверждения. Однако не найдем и полного его отрицания. Как это часто бывает, краткие исторические документы оставляют возможность для самых различных толкований. В таких случаях многое зависит от историка, от того, что он хочет увидеть, вглядываясь в туманное зеркало минувшего.

  Как возникают исторические мифы? Иногда их создают «по заказу», с откровенно политическими целями. Диапазон таких политизированных мифов очень широк: от убогих изделий идеологического ширпотреба – до шедевров, созданных мастерами, искренне верившими в свое творение.

  Но есть и другой путь создания мифов. С их помощью люди еще в глубокой древности начали объяснять мир. По мере развития науки мифы отступали, умирали, превращались в занятное чтение. Поэты использовали героев мифов как символы определенных чувств и качеств. И все же мифы как средство познания практически бессмертны. Перед человеком всегда будет лежать обширная область непознанного. Ее и заселяют неистребимые мифы. Приспосабливаясь к духу времени, они иногда облачаются в академические мантии. Но суть их все та же, что и в глубокой древности. Миф – это заплатка, прикрывающая прореху в наших познаниях.

  Итак, миф всегда есть ответ на неразрешимую загадку. В основе мифа об Иване Калите также лежит тайна. Имя ей – Москва. Мы никогда не знали и, вероятно, никогда уже не узнаем, почему именно этому маленькому окраинному городу Владимиро Суздальской земли довелось стать столицей Российского государства.

  Первый русский историк Н. М. Карамзин высказался на сей счет вполне откровенно: «Сделалось чудо. Городок, едва известный до XIV века, возвысил главу и спас отечество» (80, 20) [Первая цифра в скобках означает номер издания в списке источников и литературы, помешенном в конце книги. Вторая цифра – номер страницы]. Древний летописец на этом и остановился бы, склоняя голову перед непостижимостью Божьего Промысла. Но Карамзин был человеком нового времени. Чудо как таковое его уже не устраивало. Он хотел найти ему рациональное объяснение. И потому он первым начал творить ученый миф о Калите.

  Начитанный в источниках, Карамзин прежде всего определил князя Ивана теми словами, которые нашел для него один древнерусский автор – «Собиратель земли Русской». Однако этого было явно недостаточно для объяснения. Почему именно князь Иван стал этим «Собирателем»? В конце концов все русские князья того времени как могли собирали землю и власть, иначе говоря – гребли под себя…

  Тогда Карамзин предложил дополнительные пояснения. Оказывается, Калита был «хитрый». Этой хитростью он «снискал особенную милость Узбека и, вместе с нею, достоинство великого князя». С помощью той же «хитрости» Иван «усыпил ласками» бдительность хана и убедил его, во первых, не посылать более на Русь своих баскаков, но передать сбор дани русским князьям, а во вторых – закрыть глаза на присоединение многих новых территорий к области великого княжения Владимирского.

  Следуя заветам Калиты, его потомки постепенно «собрали Русь». В итоге могущество Москвы, позволившее ей в конце XV века обрести независимость от татар, есть «сила, воспитанная хитростью» (80, 21).

  Другой классик отечественной историографии, С. М. Соловьев, в противоположность Карамзину был очень сдержан в характеристиках исторических деятелей вообще и Ивана Калиты в частности. Он лишь повторил найденное Карамзиным определение князя Ивана как «Собирателя земли Русской» и отметил вслед за летописью, что Калита «избавил Русскую землю от татей» (122, 234).

  Некоторые новые мысли о Калите высказал Н. И. Костомаров в своем известном труде «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Он отметил необычайно крепкую для князей того времени дружбу Юрия и Ивана Даниловичей, а о самом Калите сказал так: «Восемнадцать лет его правления были эпохою первого прочного усиления Москвы и ее возвышения над русскими землями» (87, 159). При этом Костомаров не удержался от повторения созданного Карамзиным стереотипа: Калита был «человек характера невоинственного, хотя и хитрый» (87, 166).

  Знаменитый ученик Соловьева В. О. Ключевский был большим любителем исторических парадоксов. В сущности, вся история России представлялась им как длинная цепь больших и малых парадоксов, завораживающих слушателя или читателя, но не выводящих к маякам путеводных истин. Жертвой одного из малых парадоксов стали и московские князья. «Условия жизни, – говорил Ключевский, – нередко складываются так своенравно, что крупные люди размениваются на мелкие дела, подобно князю Андрею Боголюбскому, а людям некрупным приходится делать большие дела, подобно князьям московским» (83,50). Эта посылка о «людях некрупных» и предопределила его характеристику Калиты. По Ключевскому, все московские князья, начиная с Калиты, – хитрые прагматики, которые «усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов» (83, 19).

  На чем было написано завещание князя ивана даниловича

  Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн.

  Иоанн, 1,6.

  Князь Даниил Московский умер, как и жил, – скромно. И день выбрал – словно подгадал. Шел Великий пост, время скорби и покаяния, когда все православные предавались размышлениям о своих грехах, о неизбежной смерти и Страшном суде. Уже отзвучал в церквах горестный Великий канон преподобного Андрея Критского, прошла первая, Федоровская седмица поста, а за ней и вторая. Наступила третья седмица, именуемая в народе «Безымянной». Во вторник Даниила не стало. Летопись сообщает: «В лето 6812 (от Рождества Христова – 1304 е, однако в действительности 1303 е) месяца марта в 5, в великое говение («говение» – пост, от слова «говеть», то есть поститься. – Н. Б.), на безымянной неделе во вторник, преставился князь Данило Александрович» (25, 85).

  В этот день по богослужебному уставу не положено было совершать литургии. Читали только некоторые тексты из Священного Писания да жития святых. 5 марта церковью чествовался один из самых неприметных святых – мученик Конон Градарь, а попросту – Огородник.

  Неуловимый как тень, Даниил остался таким и после смерти. Он бесследно растворился во времени, не оставив даже последнего следа – тяжелого могильного камня, возле которого любят постоять в задумчивости торопливые потомки. Согласно «Степенной книге» его похоронили в Данило вом монастыре, а по другим источникам – в Архангельском соборе московского Кремля. Именно так утверждает, например, Симеоновская летопись, хорошо сохранившая летописную традицию ранней Москвы. «Преставился князь Данило Александрович … и положен бысть в церкви святого Михаила на Москве, в своей отчине» (25, 85).

  На похоронах Даниила присутствовали его младшие сыновья – Александр, Борис, Иван и Афанасий. (Старший, Юрий, был в это время в Переяславле.) В старинных родословных росписях указаны еще два сына Даниила – Семен и Андрей (139, 637). Однако летописи о них ничего не знают.

  Возможно, они умерли в младенчестве. Нет сведений и о женской линии потомства Даниила. Имел ли Иван Калита сестер – неизвестно.

  Весть о кончине отца застала Юрия в Переяславле Залес ском. Он стерег город, только что перешедший под власть князей московского дома, от возможного внезапного нападения неприятеля – великого князя Андрея Александровича.

  Переяславцы, не желавшие иметь своим князем Андрея Александровича – злейшего врага их прежних правителей, Дмитрия Александровича и Ивана Дмитриевича, – всеми силами поддерживали москвичей, боялись лишиться их покровительства. Летопись говорит, что они попросту не отпустили князя Юрия Даниловича на похороны отца, опасаясь, что в его отсутствие город захватит великокняжеская рать. Узнав о кончине Даниила, переяславцы «яшася за сына его за Юрья, и не пустиша его ис Переславля на погребение отца его» (22, 174).

  Такова была обратная сторона княжеской службы. Родовые, вотчинные интересы всегда ставились выше, чем личные. Святые человеческие чувства – любовь, преданность, привязанность – отступали перед железной логикой власти, понимаемой не только как служение родовым интересам, но и как вечное предстояние перед Богом. Исполненный христианского сострадания летописец не преминул отметить на примере случая с Юрием невыносимую тяжесть княжеского бремени.

  Среди стоявших у гроба Даниила юных сыновей, братьев Даниловичей, был и герой нашего повествования – будущий «собиратель Руси» Иван Калита.

  Это музыкально звучащее прозвище князя Ивана, в котором отразилось характерное московское «аканье», пристало к нему, должно быть, очень рано. Оно дано было Ивану за доброту и сострадание к несчастным – достоинства, которые обычно проявляются вместе с первыми ростками характера.

  Как рассказывал позднее своим ученикам игумен Пафну тий Боровский (умер в 1477 году), Иван Данилович был прозван Калитой «сего ради: бе бо милостив зело и ношаше при поясе калиту, всегда насыпану сребрениц, и, куда шествуя, даяше нищим, сколько вымется» (3, 27).

  Когда родился княжич Иван – достоверно неизвестно. Летописцы не отметили такое малозначительное событие, как появление на свет еще одного, четвертого сына в семье Даниила Московского. Вероятно, это произошло около 1288 года. К этой дате приводят наблюдения над некоторыми последующими событиями. В 1296 году в результате договоренности между сильнейшими русскими князьями на съезде во Владимире великий князь Андрей Александрович уступил своему младшему брату Даниилу новгородский стол. Это решение великого князя было вынужденным. Недовольные Андреевым правлением новгородцы незадолго перед тем изгнали из города его наместников и послали к Даниилу в Москву своих послов с предложением занять новгородский стол. Не имея достаточно сил для борьбы с тремя противниками одновременно – Даниилом Московским, его союзником Михаилом Тверским и Новгородом, – великий князь счел за лучшее временно уступить.

  В одной древней новгородской рукописи имеется уникальная запись, проливающая свет на эти события. «В лето 6804 (1296) индикта 10 при владыце Клименте, при посаднице Андрее съгониша новгородци наместников Андреевых с Городища (место близ Новгорода, где находилась княжеская резиденция. – Н. Б.), не хотяше князя Андрея. И послаша новгородци по князя Данилья на Москву, зовуще его на стол в Новгород на свою отчину. И приела князь переже себе сына своего в свое место именем Ивана» (141, 150).

  И в наша лета чего не видехом зла? Многи беды и скорби, рати, голод, от поганых насилье…

  Серапион Владимирский

  В жизни Ивана Калиты огромную роль сыграл его старший брат Юрий. Трагическая судьба Юрия стала для умного и наблюдательного Ивана незабываемым жизненным уроком.

  В год смерти отца Юрию исполнилось 22 года. В нем кипела молодая хмельная сила. Мир казался ему огромным ристалищем, где главное – первым нанести удар. Ему нравилась та злая, беспощадная борьба за власть, которую под конец жизни начал Даниил. Однако если отец все же умел остановиться у какой то незримой черты, за которой обычное зло, неотделимое от власти, превращается в злодеяния, – то Юрий сначала по молодости лет, а позднее по недостатку ума не понимал этой тонкой разницы. Для него не существовало непреодолимых нравственных преград.

  Впрочем, Юрий, конечно, не родился злодеем. К несчастью для молодого московского князя, период его умственного и нравственного созревания совпал с самым жестоким временем в истории Северо Восточной Руси.

  Напомним, что в момент смерти отца – 5 марта 1303 года – Юрий находился в Переяславле Залесском. Отец сам отослал его туда и не велел возвращаться даже на собственные похороны.

  Судьбу переяславского княжества после смерти Даниила надлежало решить на съезде князей в Переяславле Залесском осенью 1303 года. Летопись сообщает: «Съехашася на съезд в Переяславль вси князи и митрополит Максим, князь Ми хайло Ярославич Тферскыи, князь Юрьи Данилович Московский с братьею своею; и ту чли грамоты, царевы ярлыки, и князь Юрьи Данилович приат любовь и взял себе Переяславль, и разъехашася раздаю» (25, 86).

  Из сообщения следует, что вместе с Юрием на берега Трубежа приехали его младшие братья – Александр, Борис, Иван и Афанасий. Присутствие всех братьев должно было придать большую представительность московской делегации.

  Съезд в Переяславле Залесском – первое (если не считать символического присутствия в Новгороде в 1296 году) появление князя Ивана на общерусской политической сцене. Конечно, сам он пока был лишь немым статистом. Однако он смотрел вокруг и запоминал. Здесь он впервые увидел всех главных лиц Северо Восточной Руси – 32 летнего удальца тверского князя Михаила, звезда которого быстро восходила на политическом небосклоне; усталого и озлобленного великого князя Андрея Александровича; молодых ростовских князей – сыновей Дмитрия и Константина Борисовичей.

  Непререкаемым авторитетом, своего рода председателем съезда был старый византиец митрополит Максим. Незадолго перед тем, в 1299 году, он в одночасье совершил то, о чем тщетно мечтал когда то Андрей Боголюбский: перенес резиденцию главы русской церкви из Киева во Владимир на Клязьме. Летопись так объясняет причины этого решения: «Митрополит Максим, не терпя татарскаго насилия, остави митрополию, иже в Киеве, и избеже ис Киева и весь Киев розбежеся, а митрополит иде к Брянску, оттоле в Суждалскую землю, и так седе в Володимери с клиросом и с всем житием своим» (25, 84).

  В Переяславль Залесский Максима привела верность древней традиции. Издавна и в Византии, и на Руси церковные иерархи выступали в роли миротворцев. Их присутствие успокаивало кипевшие страсти, их веское слово порой заставляло соперников одуматься, вспомнить об ответственности перед тем, кто говорил: «У Меня отмщение, Я воздам» (Евр. 10, 30).

  В 1297 году первый этап спора между князьями о Переяславле Залесском завершился на съезде во Владимире, который подготовили владимирский епископ Симеон и саранский владыка Измаил. После переезда во Владимир митрополита владимирский епископ был переведен им на ростовскую кафедру. Теперь сам Максим возглавил миротворческие усилия церкви по прекращению затяжного переяславского спора князей, то и дело выливавшегося в вооруженные столкновения.

  Митрополит умел заставить уважать не только свой сан, но и самого себя. Слушая его неторопливую, с легким акцентом речь, наблюдая за исполненными глубокого достоинства жестами, Иван впервые почувствовал пленительное величие Византии – исторической наследницы Римской империи.

  Можно думать, что на переяславском съезде в 1303 году именно митрополит Максим нашел компромисс, позволивший хотя бы на время избежать новой войны между князьями. Решено было, что Юрий сохраняет за собой переяславское княжество. Однако, по видимому, в договоре было одно существенное условие: в случае кончины великого князя Андрея Александровича его преемник во Владимире должен был вместе с другими территориями получить и переяславскую землю. Такое решение устраивало если не всех, то, по крайней мере, Юрия и Михаила. Каждый из них втайне надеялся на то, что именно он станет обладателем великого княжения Владимирского. Что касается самого Андрея, то он, видимо, был уже слаб здоровьем и беспокоился главным образом о будущем своего сына – мачолетнего Михаила (91, 131). После того, как в 1303 году великий князь потерял старшего сына Бориса, Михаил оставался его единственным наследником. Беспокоясь о судьбе сына, Андрей пообещал Михаилу Тверскому получение великого княжения Владимирского после своей кончины. Гарантами были великокняжеские бояре, которым Андрей велел поддержать тверского князя.

  Со своей стороны, Михаил Тверской поклялся блюсти интересы юного князя Михаила Андреевича и сохранить за ним весь отцовский удел. Свое слово он сдержал. В 1305 году наследник Андрея Городецкого «женился в Орде и седе на отчине на Городце, на Суздали, на Нижнем» (32, 81).

  В новом, 1304 году Юрию удалось добиться и еще одного успеха. Летопись сообщает: «Toe же весны князь Юрьи Дан��лович с братьею своею ходил к Можайску и Можаеск взял, а князя Святослава ял и привел к собе на Москву» (25, 86).

  Стремящийся к злу стремится к смерти своей.

  Притчи, 11, 19.

  Главным источником «серебра» для издержавшихся великих князей всегда был Новгород. Михаил Тверской, следуя заветам своего отца, был крут в обращении со спесивыми новгородскими «золотыми поясами». Он знал их слабые места и при случае бил без промаха. Где то за год до поездки в Орду Михаил успешно разыграл «хлебную карту». Узнав о беспорядках в Новгороде (причины которых не вполне ясны), князь вывел оттуда своих наместников и захватил южные районы Новгородской земли – Торжок, Бежецкий Верх. Через эти города шло снабжение Новгорода хлебом из Средней Руси. Перекрыв подвоз хлеба, тверской князь поставил город под угрозу голода.

  Между тем в самом Новгороде бушевала смута: горели дома богачей, был сожжен и разграблен торг, смещен глава городской администрации – посадник. Тлевшая под пеплом равнодушной покорности ненависть бедняков выплеснулась на улицы. Голод, которым грозила хлебная блокада, мог еще больше раздуть пожар мятежа. В этих условиях городская верхушка, как и предвидел Михаил, пошла на уступки. Архиепископ Давыд отправился на переговоры к князю. Тот назначил цену мира в полторы тысячи гривен серебра. Проклиная все на свете, новгородские богачи собрали деньги. Получив выкуп, Михаил, по выражению, летописи «ворота отвори» (10, 93).

  Находясь в Орде, Михаил вновь решил «потрясти» новгородцев. Его наместники стали всеми способами вымогать деньги у горожан. Однако те на сей раз не покорились. Они собрались на вече и постановили изгнать из города тверских наместников. Конечно, это была игра с огнем. Все понимали, что если Михаил вернется из Орды победителем – кое кому в городе придется заплатить кровью за такое самоуправство. И потому никто не спешил браться за меч. Хитроумные новгородские бояре в 1314 году послали гонцов в Москву, к Юрию, приглашая его занять новгородское княжение. Юрий, уже вернувшийся из Орды, не был вполне уверен в Новгородцах и их решимости держаться за Москву. Кроме того, он не знал, с какими полномочиями вернется из Орды Михаил Тверской. И потому обычно более скорый на дела, чем на размышления, московский князь на сей раз решил не спешить. Он тайно связался с князем Федором Ржевским и предложил ему отправиться в Новгород в качестве московского наместника. Федор изъявил полную готовность взять на себя эту рискованную миссию. Выждав еще некоторое время, Юрий велел Федору приступать к делу. Тот не медля с отрядом своих витязей двинулся в Новгород. При поддержке новгородцев он захватил тверских наместников и посадил их под стражу. После этого лихой Федор собрал новгородскую рать и вторгся с ней в тверские земли, предавая все на своем пути огню и мечу.

  Между тем Михаил Тверской все еще вынужден был жить при дворе хана Узбека, ожидая решения своей судьбы. В Твери на отцовском престоле сидел сын Михаила Дмитрий. Позднее современники дали ему прозвище «Грозные Очи». Не устрашившись незваного гостя, Дмитрий с тверским войском выступил навстречу отряду Федора Ржевского. Казалось, кровопролитное сражение неизбежно…

  Пыл бойцов остудила осень. Выйдя к противоположным берегам Волги близ Твери, два войска простояли шесть недель в томительном ожидании. Силы были примерно равны, и никто не хотел рисковать, переправляясь через холодную реку. Наконец был подписан мир, и противники без боя разошлись восвояси. Начинались заморозки, и жить долее в полевых шатрах было просто невозможно.

  Новгородцы, безнаказанно пограбившие тверские земли и подписавшие мир «на своей воли», ощущали себя победителями. Однако они понимали, что Михаил Тверской, вернувшись из Орды, будет жестоко мстить им за содеянное. И потому они с удвоенной настойчивостью – и, вероятно, с новыми посулами – стали звать к себе Юрия Московского. Тот, поразмыслив, согласился. На сей раз он мог сделать это на законном основании, ибо по договору, подписанному после шестинедельного стояния на Волге, тверской князь согласился официально отозвать своих наместников из Новгорода. Зимой 1314/15 года Юрий прибыл в Новгород вместе с младшим братом Афанасием. В Москве вновь, как и в 1304 году, Юрий оставил брата Ивана. Он явно доверял ему больше, чем другим братьям. Иван не бежал к тверскому князю в 1307 году, как это сделали Александр и Борис. Вероятно, именно тогда Юрий решил, что в случае, если он умрет, не оставив наследника, Иван должен будет занять московский престол.

  Михаил Тверской, находившийся в Орде, получил известие о действиях Юрия в Новгороде. Он доложил об этом самоуправстве московского князя хану Узбеку, а тот велел срочно вызвать Юрия в Орду для объяснений. 15 марта 1315 года Юрий выехал из Новгорода, «позван в Орду от цесаря» (Ю, 94).

  Праздник Пасхи 23 марта 1315 года Юрий, конечно, встретил у себя дома, в Москве. Для этого ему пришлось за семь дней проскакать, меняя лошадей, около шестисот верст. Вероятно, путь его лежал в объезд тверских земель, а значит, был еще более длинным. Этот бешеный прогон был по плечу только очень крепкому всаднику. Но таким и был князь Юрий Данилович. Выехавшие вслед за ним в Орду новгородские послы оказались не столь расторопными и осмотрительными. Они были перехвачены тверичами, приведены в Тверь и брошены в темницу.

  Из Москвы Юрий поехал в Ростов (22, 179). Должно быть, он хотел собрать там кое какие деньги с ростовских князей.

  В недобрых борьбах злосчастнее тот, кто победил.

  Василий Великий

  Эти слова святого Василия Великого, должно быть, часто приходили на ум князю Ивану, когда он размышлял о судьбе своего брата Юрия. Избавившись от Михаила Тверского, Юрий мог наконец торжествовать победу и пожинать ее плоды. Однако судьба, словно в наказание за погибель Михаила, готовила ему тяжкие испытания.

  Самым невыносимым для князя Юрия было одиночество. И дело было не только в отсутствии той повседневной семейной теплоты, которая размягчает сердце, делает его более отзывчивым к добру. Для человека Средневековья, воспитанного на библейских представлениях о роде как высшей ценности, это была не только личная обездоленность, но и социальная неполноценность.

  И словно в насмешку над Юрием в счастливой семье у брата Ивана рождапся один сын за другим. (Летописи не сообщают дату женитьбы Калиты. Известно лишь, что его первую жену звали Елена. Некоторые историки считают ее дочерью смоленского князя Александра Глебовича (43, 36). 7 сентября 1317 года в семье Калиты появился на свет первый сын, Симеон, в просторечии Семен. А два года спустя, 11 декабря 1319 года, княгиня Елена подарила Ивану второго сына, нареченного Даниилом.

  Два других брата, Афанасий и Борис, так же, как и Юрий, не имели сыновей. Казалось, какое то проклятье тяготеет над домом Даниила. И только один из Даниловичей, Иван, сподобился стяжать милость Божию…

  Долгожданная великокняжеская власть невыносимым бременем легла на плечи Юрия Даниловича. Словно толпа неотступных заимодавцев, заботы терзали его днем и ночью. Ему приходилось действовать одновременно на нескольких направлениях, главным из которых был Новгород. Едва успев получить от хана ярлык на великое княжение Владимирское, Юрий прямо из Орды отправил туда своего брата Афанасия в качестве наместника (18,258). Новгородцы хорошо знали его по войне 1315 года и согласились с выбором Юрия.

  Из Орды Юрий вернулся на Русь весной 1319 года. Приехав во Владимир, он торжественно взошел на великое княжение. Сюда, во Владимир, к Юрию приезжал для переговоров князь Дмитрий Михайлович Тверской. Гарантом безопасности тверского князя и посредником выступил ростовский епископ Прохор. Из этого можно сделать вывод, что митрополит Петр был тогда в Юго Западной Руси. В противном случае кому как не ему следовало бы выступить в роли миротворца? Ведь Владимир находился в его митрополичьей епархии. Да и гарантии Петра были бы гораздо весомее тех, что мог дать епископ Прохор. По видимому, Прохор был оставлен в качестве первоиерарха Северо Восточной Руси на время отсутствия митрополита.

  Утвердившись во Владимире, князь Юрий отправился в Ростов. Здесь он постоял над могилой жены, помолился у раки с мощами преподобного Леонтия Ростовского в Успенском соборе. Но не только личные чувства привели великого князя в Ростов. Город в эти годы служил яблоком раздора между местными князьями, а также между Москвой и Тверью. В борьбу враждовавших семейств вовлекались ростовские и ордынские татары. Источники не позволяют проследить всех перипетий этой многолетней тяжбы. Однако ясно, что частые приезды московских князей Даниловичей в Ростов – как мирные, так и воинственные – были связаны с местными усобицами и спором за ростовское наследие.

  Из Ростова Юрий поехал в Новгород, где совершилась его интронизация в качестве новгородского князя. Недолго пробыв на берегах Волхова, новый правитель Северо Восточной Руси отбыл обратно. Наместником своим Юрий по прежнему оставил Афанасия. В Низовских землях Юрия ждали новые заботы, и прежде всего – тверские и ордынские дела.

  В Твери после гибели Михаила Ярославича престол занял его старший сын – 20 летний Дмитрий. Согласно завещанию Михаила Тверского (реконструированному на основе более поздних сведений о тверских уделах В. А. Кучкиным) Тверское княжество было разделено следующим образом. Старший сын, Дмитрий, получил тверской стол и земли вокруг Твери; второй сын, Александр, – южные области Тверского княжества с городами Зубцов, Старица, Холм и Микулин; третий сын, Константин, был пожалован обширными, но слабо заселенными областями на северо западе княжества; наконец, младший, Василий, получил восточные районы, центром которых был Кашин (91, 180).

  Тверские Михайловичи собирались с силами, вынашивали планы мести. Однако главной причиной тревог Юрия были новые идеи и настроения хана.

  Исследования историка И. Б. Грекова убедительно показывают, что «русская политика» правителей Золотой Орды всегда была составной частью их восточноевропейской политики. Решения, относящиеся к Руси, принимались только с учетом общего расклада сил в Восточной Европе. Необходимо также отметить, что в политических отношениях того времени большое значение играли династические браки. Только исходя из этих двух посылок можно понять причины падения Юрия Московского и неожиданного возвышения его брата Ивана.

  Хан Узбек отчетливо понимал, что в Восточной Европе происходит быстрая консолидация крупных государственных образований – Великого княжества Литовского, королевств Польши и Венгрии. Среди многих причин этого явления не последней была угроза немецкой и татарской экспансии. В начале XIV века особенно быстро росла Литва, где правил великий князь Гедимин (1316 – 1341). Его многочисленные сыновья и дочери вступали в браки с детьми правителей соседних земель, создавая тем самым новые возможности для литовской дипломатии. Так, например, в 1318 году правивший в Витебске (удел Полоцкого княжества) князь Ярослав Васильевич выдал свою дочь замуж за сына Гедимина Оль герда. А уже через два года витебский князь умер и городом завладел его зять (44, 38). В начале 1320 х годов другой сын Гедимина, Любарт, женился на дочери волынского князя Андрея Юрьевича (131, 23). И он после смерти тестя стал претендовать на власть в Галицко Вольшских землях.

  Со школьной скамьи знакомо нам это имя – Иван Калита. Но что можно сказать о человеке, носившем это имя и это прозвище? Первый московский правитель… Князь-скопидом, прозванный за прижимистость «денежным мешком»… Хитроумный и беспринципный лицемер, сумевший войти в доверие к хану Золотой Орды и наводивший во имя своих личных интересов татар на русские города… Вот, кажется, и все.

  Таков привычный образ Ивана Калиты. Но этот образ – не более чем миф, созданный на потребу простодушной любознательности. В источниках мы не найдем его безусловного подтверждения. Однако не найдем и полного его отрицания. Как это часто бывает, краткие исторические документы оставляют возможность для самых различных толкований. В таких случаях многое зависит от историка, от того, что он хочет увидеть, вглядываясь в туманное зеркало минувшего.

  Как возникают исторические мифы? Иногда их создают «по заказу», с откровенно политическими целями. Диапазон таких политизированных мифов очень широк: от убогих изделий идеологического ширпотреба – до шедевров, созданных мастерами, искренне верившими в свое творение.

  Но есть и другой путь создания мифов. С их помощью люди еще в глубокой древности начали объяснять мир. По мере развития науки мифы отступали, умирали, превращались в занятное чтение. Поэты использовали героев мифов как символы определенных чувств и качеств. И все же мифы как средство познания практически бессмертны. Перед человеком всегда будет лежать обширная область непознанного. Ее и заселяют неистребимые мифы. Приспосабливаясь к духу времени, они иногда облачаются в академические мантии. Но суть их все та же, что и в глубокой древности. Миф – это заплатка, прикрывающая прореху в наших познаниях.

  Итак, миф всегда есть ответ на неразрешимую загадку. В основе мифа об Иване Калите также лежит тайна. Имя ей – Москва. Мы никогда не знали и, вероятно, никогда уже не узнаем, почему именно этому маленькому окраинному городу Владимиро-Суздальской земли довелось стать столицей Российского государства.

  Первый русский историк Н. М. Карамзин высказался на сей счет вполне откровенно: «Сделалось чудо. Городок, едва известный до XIV века, возвысил главу и спас отечество» (80, 20) [Первая цифра в скобках означает номер издания в списке источников и литературы, помешенном в конце книги. Вторая цифра – номер страницы]. Древний летописец на этом и остановился бы, склоняя голову перед непостижимостью Божьего Промысла. Но Карамзин был человеком нового времени. Чудо как таковое его уже не устраивало. Он хотел найти ему рациональное объяснение. И потому он первым начал творить ученый миф о Калите.

  Начитанный в источниках, Карамзин прежде всего определил князя Ивана теми словами, которые нашел для него один древнерусский автор – «Собиратель земли Русской». Однако этого было явно недостаточно для объяснения. Почему именно князь Иван стал этим «Собирателем»? В конце концов все русские князья того времени как могли собирали землю и власть, иначе говоря – гребли под себя…

  Тогда Карамзин предложил дополнительные пояснения. Оказывается, Калита был «хитрый». Этой хитростью он «снискал особенную милость Узбека и, вместе с нею, достоинство великого князя». С помощью той же «хитрости» Иван «усыпил ласками» бдительность хана и убедил его, во-первых, не посылать более на Русь своих баскаков, но передать сбор дани русским князьям, а во-вторых – закрыть глаза на присоединение многих новых территорий к области великого княжения Владимирского.

  Следуя заветам Калиты, его потомки постепенно «собрали Русь». В итоге могущество Москвы, позволившее ей в конце XV века обрести независимость от татар, есть «сила, воспитанная хитростью» (80, 21).

  Другой классик отечественной историографии, С. М. Соловьев, в противоположность Карамзину был очень сдержан в характеристиках исторических деятелей вообще и Ивана Калиты в частности. Он лишь повторил найденное Карамзиным определение князя Ивана как «Собирателя земли Русской» и отметил вслед за летописью, что Калита «избавил Русскую землю от татей» (122, 234).

  Некоторые новые мысли о Калите высказал Н. И. Костомаров в своем известном труде «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Он отметил необычайно крепкую для князей того времени дружбу Юрия и Ивана Даниловичей, а о самом Калите сказал так: «Восемнадцать лет его правления были эпохою первого прочного усиления Москвы и ее возвышения над русскими землями» (87, 159). При этом Костомаров не удержался от повторения созданного Карамзиным стереотипа: Калита был «человек характера невоинственного, хотя и хитрый» (87, 166).

  Знаменитый ученик Соловьева В. О. Ключевский был большим любителем исторических парадоксов. В сущности, вся история России представлялась им как длинная цепь больших и малых парадоксов, завораживающих слушателя или читателя, но не выводящих к маякам путеводных истин. Жертвой одного из малых парадоксов стали и московские князья. «Условия жизни, – говорил Ключевский, – нередко складываются так своенравно, что крупные люди размениваются на мелкие дела, подобно князю Андрею Боголюбскому, а людям некрупным приходится делать большие дела, подобно князьям московским» (83,50). Эта посылка о «людях некрупных» и предопределила его характеристику Калиты. По Ключевскому, все московские князья, начиная с Калиты, – хитрые прагматики, которые «усердно ухаживали за ханом и сделали его орудием своих замыслов» (83, 19).

  Ибо так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: железное ярмо возложу на выю всех этих народов, чтобы они работали Навуходоносору, царю Вавилонскому…

  Иеремия, 28,14.

  И оттоле начаработати Руская земля татаром…

  Новгородская IV летопись, 1238 г.

  Основатель московской династии и отец Ивана Калиты князь Даниил Александрович – самый неприметный из правивших тогда в Северо-Восточной Руси потомков Всеволода Большое Гнездо. Он родился в 1261 году и был младшим сыном Александра Невского. Точная дата его появления на свет неизвестна, но можно думать, что случилось это в самом начале зимы. Преподобный Даниил Столпник, в честь которого он получил свое имя, по старым месяцесловам праздновался 11 декабря.

  В ноябре 1263 года, когда в возрасте 43 лет умер его отец, Даниилу не исполнилось и двух лет. Согласно завещанию отца он получил весьма скромный удел – основанную Юрием Долгоруким Москву с прилегающими к ней землями.

  В силу своей незначительности Москва в первые сто лет своего существования ни разу не была стольным городом. Лишь в 1247 году сюда случайно залетел и ненадолго здесь обосновался задиристый и непоседливый князь Михаил Хо-робрит, брат Александра Невского. Однако в Москве он явно скучал. Через год Михаил перебрался во Владимир-на-Клязьме, изгнав оттуда своего дядю, юрьевского князя Святослава Всеволодовича. Строитель гениального собора, Святослав был, по-видимому, неважным воином. Во всяком случае, он без боя уступил престол своему нахрапистому племяннику. А еще немного времени спустя Михаил Хоробрит сложил свою буйную голову в какой-то дикой схватке с литовцами на берегах сонной подмосковной речки Протвы. Его похоронили в Успенском соборе во Владимире, где своды еще чернели гарью от Батыева погрома в феврале 1238 года. А Москва с округой вновь вернулась в состав великого княжения Владимирского.

  Душеприказчиком Александра Невского был его младший брат Ярослав Ярославич. Этот сильный, уважаемый современниками князь, известный прежде всего как родоначальник трагической династии тверских князей, взял в свою семью на воспитание малолетнего Даниила. (Мать дитяти, княгиня Александра, к этому времени уже умерла). То был мудрый, дальновидный шаг князя Ярослава. Повзрослев, Даниил сохранил добрые отношения с сыновьями Ярослава Святославом и Михаилом.

  Удел Даниила, Москву, Ярослав поручил своим наместникам. Лишь через семь лет тиуны были отозваны и управление городом перешло к доверенным лицам Даниила. Впрочем, не исключено, что и позднее, в 1270-е годы, Москва находилась под контролем великих князей Владимирских: сначала Ярослава Ярославича, а с 1272 по 1276 год – Василия Яросла-вича.

  С приходом на великое княжение Владимирское следующего поколения Рюриковичей – сыновей Александра Невского Дмитрия и Андрея – Даниил получает полную самостоятельность, но еще не скоро становится заметной для летописца фигурой. Впервые он появляется на страницах летописей в 1282 году, когда вместе с тверским князем Святославом Ярославичем и новгородцами участвует в походе на Переяславль-Залесский (21, 176). (Название этого города лишь с конца XV века приняло современную, сокращенную форму – Переславль).

  Участие Даниила в этом походе едва ли было его собственной инициативой. Скорее этого требовали интересы Москвы, оказавшейся втянутой в охватившую всю Северо-Восточную Русь кровавую усобицу старших сыновей Александра Невского (94, 97).

  Князь Дмитрий Александрович Переяславский занимал великое княжение Владимирское с 1276 года. Поначалу он правил спокойно и уверенно, энергично занимаясь укреплением своих позиций в новгородских землях. Любовь к Новгороду, унаследованная Дмитрием от отца, была отнюдь не бескорыстной. Именно здесь, в торговых городах северо-запада, искали источников пополнения своих доходов вечно нуждавшиеся в деньгах северо-восточные князья. А сколько вожделенной добычи приносил удачный набег на богатые немецкие и шведские земли!

  Увлекшись новгородскими предприятиями, Дмитрий ослабил внимание к делам Северо-Восточной Руси. А между тем здесь назревали драматические события. На их приближение указывали грозные знамения в природе. В 1280 году «быша громи страшнии и ветры мнозии и бури велицы, и люди многи гром поби, и мнозй молниями опалени быша, инудуже и дворы изо основания взя и с людьми восторже, и без вести быша. И тоя же зимы бысть знамение на небеси: явился облак огнен на западных странах, от него же искры на всю землю идяху; и, мало постояв, погибе.

  И от того времени нача множитися в Руси брань меже-усобная… Завистию дияволею великий князь Андрей Александрович… шед во Орду и испроси себе великое княжение под старейшим си братом Дмитрием, на него же и брани многи воздвизаше; многажды же и поганых татар и царевичев Ординьских навожаше» (26, 306).

  Тяжкие жернова борьбы двух сильнейших русских князей, каждый из которых стоял во главе целой коалиции, могли легко перемолоть маленькое Московское княжество. Понимая это, осторожный Даниил ловко лавировал между старшими братьями, до последней возможности уклоняясь от решительных шагов.

  Но как ни старался осмотрительный московский князь уходить от беды – она все же нашла его. В 1292 году в природе опять явилось грозное знамение, предвещавшее беду. Однажды ночью с северной и южной стороны небосклона появилась какая-то жуткая тень – «стоаху убо в нощи на воздусе яко полк воинский на полудниа, такоже и на полунощие» (22, 168). На другой год пришла беда. И накликали ее сами русские. Несколько князей во главе с Андреем Александровичем Городецким поехали к хану Тохте жаловаться на великого князя Дмитрия Александровича. Они надеялись, что хан вызовет его в Орду на суд. А поскольку исход суда в Орде обычно зависел от того, кто из соперников мог больше дать взяток ханским приближенным, – князья-мятежники надеялись, тряхнув мошной, решить дело в свою пользу.

  Был человек, посланный от Бога; имя ему Иоанн.

  Иоанн, 1,6.

  Князь Даниил Московский умер, как и жил, – скромно. И день выбрал – словно подгадал. Шел Великий пост, время скорби и покаяния, когда все православные предавались размышлениям о своих грехах, о неизбежной смерти и Страшном суде. Уже отзвучал в церквах горестный Великий канон преподобного Андрея Критского, прошла первая, Федоровская седмица поста, а за ней и вторая. Наступила третья седмица, именуемая в народе «Безымянной». Во вторник Даниила не стало. Летопись сообщает: «В лето 6812 (от Рождества Христова – 1304-е, однако в действительности 1303-е) месяца марта в 5, в великое говение („говение“ – пост, от слова „говеть“, то есть поститься. – Н. Б.), на безымянной неделе во вторник, преставился князь Данило Александрович» (25, 85).

  В этот день по богослужебному уставу не положено было совершать литургии. Читали только некоторые тексты из Священного Писания да жития святых. 5 марта церковью чествовался один из самых неприметных святых – мученик Конон Градарь, а попросту – Огородник.

  Неуловимый как тень, Даниил остался таким и после смерти. Он бесследно растворился во времени, не оставив даже последнего следа – тяжелого могильного камня, возле которого любят постоять в задумчивости торопливые потомки. Согласно «Степенной книге» его похоронили в Данило-вом монастыре, а по другим источникам – в Архангельском соборе московского Кремля. Именно так утверждает, например, Симеоновская летопись, хорошо сохранившая летописную традицию ранней Москвы. «Преставился князь Данило Александрович … и положен бысть в церкви святого Михаила на Москве, в своей отчине» (25, 85).

  На похоронах Даниила присутствовали его младшие сыновья – Александр, Борис, Иван и Афанасий. (Старший, Юрий, был в это время в Переяславле.) В старинных родословных росписях указаны еще два сына Даниила – Семен и Андрей (139, 637). Однако летописи о них ничего не знают.

  Возможно, они умерли в младенчестве. Нет сведений и о женской линии потомства Даниила. Имел ли Иван Калита сестер – неизвестно.

  Весть о кончине отца застала Юрия в Переяславле-Залес-ском. Он стерег город, только что перешедший под власть князей московского дома, от возможного внезапного нападения неприятеля – великого князя Андрея Александровича.

  Переяславцы, не желавшие иметь своим князем Андрея Александровича – злейшего врага их прежних правителей, Дмитрия Александровича и Ивана Дмитриевича, – всеми силами поддерживали москвичей, боялись лишиться их покровительства. Летопись говорит, что они попросту не отпустили князя Юрия Даниловича на похороны отца, опасаясь, что в его отсутствие город захватит великокняжеская рать. Узнав о кончине Даниила, переяславцы «яшася за сына его за Юрья, и не пустиша его ис Переславля на погребение отца его» (22, 174).

  Такова была обратная сторона княжеской службы. Родовые, вотчинные интересы всегда ставились выше, чем личные. Святые человеческие чувства – любовь, преданность, привязанность – отступали перед железной логикой власти, понимаемой не только как служение родовым интересам, но и как вечное предстояние перед Богом. Исполненный христианского сострадания летописец не преминул отметить на примере случая с Юрием невыносимую тяжесть княжеского бремени.

  Среди стоявших у гроба Даниила юных сыновей, братьев Даниловичей, был и герой нашего повествования – будущий «собиратель Руси» Иван Калита.

  Это музыкально звучащее прозвище князя Ивана, в котором отразилось характерное московское «аканье», пристало к нему, должно быть, очень рано. Оно дано было Ивану за доброту и сострадание к несчастным – достоинства, которые обычно проявляются вместе с первыми ростками характера.

  Как рассказывал позднее своим ученикам игумен Пафну-тий Боровский (умер в 1477 году), Иван Данилович был прозван Калитой «сего ради: бе бо милостив зело и ношаше при поясе калиту, всегда насыпану сребрениц, и, куда шествуя, даяше нищим, сколько вымется» (3, 27).

  Когда родился княжич Иван – достоверно неизвестно. Летописцы не отметили такое малозначительное событие, как появление на свет еще одного, четвертого сына в семье Даниила Московского. Вероятно, это произошло около 1288 года. К этой дате приводят наблюдения над некоторыми последующими событиями. В 1296 году в результате договоренности между сильнейшими русскими князьями на съезде во Владимире великий князь Андрей Александрович уступил своему младшему брату Даниилу новгородский стол. Это решение великого князя было вынужденным. Недовольные Андреевым правлением новгородцы незадолго перед тем изгнали из города его наместников и послали к Даниилу в Москву своих послов с предложением занять новгородский стол. Не имея достаточно сил для борьбы с тремя противниками одновременно – Даниилом Московским, его союзником Михаилом Тверским и Новгородом, – великий князь счел за лучшее временно уступить.

  В одной древней новгородской рукописи имеется уникальная запись, проливающая свет на эти события. «В лето 6804 (1296) индикта 10 при владыце Клименте, при посаднице Андрее съгониша новгородци наместников Андреевых с Городища (место близ Новгорода, где находилась княжеская резиденция. – Н. Б.), не хотяше князя Андрея. И послаша новгородци по князя Данилья на Москву, зовуще его на стол в Новгород на свою отчину. И приела князь переже себе сына своего в свое место именем Ивана» (141, 150).

  И в наша лета чего не видехом зла? Многи беды и скорби, рати, голод, от поганых насилье…

  Серапион Владимирский

  В жизни Ивана Калиты огромную роль сыграл его старший брат Юрий. Трагическая судьба Юрия стала для умного и наблюдательного Ивана незабываемым жизненным уроком.

  В год смерти отца Юрию исполнилось 22 года. В нем кипела молодая хмельная сила. Мир казался ему огромным ристалищем, где главное – первым нанести удар. Ему нравилась та злая, беспощадная борьба за власть, которую под конец жизни начал Даниил. Однако если отец все же умел остановиться у какой-то незримой черты, за которой обычное зло, неотделимое от власти, превращается в злодеяния, – то Юрий сначала по молодости лет, а позднее по недостатку ума не понимал этой тонкой разницы. Для него не существовало непреодолимых нравственных преград.

  Впрочем, Юрий, конечно, не родился злодеем. К несчастью для молодого московского князя, период его умственного и нравственного созревания совпал с самым жестоким временем в истории Северо-Восточной Руси.

  Напомним, что в момент смерти отца – 5 марта 1303 года – Юрий находился в Переяславле-Залесском. Отец сам отослал его туда и не велел возвращаться даже на собственные похороны.

  Судьбу переяславского княжества после смерти Даниила надлежало решить на съезде князей в Переяславле-Залесском осенью 1303 года. Летопись сообщает: «Съехашася на съезд в Переяславль вси князи и митрополит Максим, князь Ми-хайло Ярославич Тферскыи, князь Юрьи Данилович Московский с братьею своею; и ту чли грамоты, царевы ярлыки, и князь Юрьи Данилович приат любовь и взял себе Переяславль, и разъехашася раздаю» (25, 86).

  Из сообщения следует, что вместе с Юрием на берега Трубежа приехали его младшие братья – Александр, Борис, Иван и Афанасий. Присутствие всех братьев должно было придать большую представительность московской делегации.

  Съезд в Переяславле-Залесском – первое (если не считать символического присутствия в Новгороде в 1296 году) появление князя Ивана на общерусской политической сцене. Конечно, сам он пока был лишь немым статистом. Однако он смотрел вокруг и запоминал. Здесь он впервые увидел всех главных лиц Северо-Восточной Руси – 32-летнего удальца тверского князя Михаила, звезда которого быстро восходила на политическом небосклоне; усталого и озлобленного великого князя Андрея Александровича; молодых ростовских князей – сыновей Дмитрия и Константина Борисовичей.

  Непререкаемым авторитетом, своего рода председателем съезда был старый византиец митрополит Максим. Незадолго перед тем, в 1299 году, он в одночасье совершил то, о чем тщетно мечтал когда-то Андрей Боголюбский: перенес резиденцию главы русской церкви из Киева во Владимир-на-Клязьме. Летопись так объясняет причины этого решения: «Митрополит Максим, не терпя татарскаго насилия, остави митрополию, иже в Киеве, и избеже ис Киева и весь Киев розбежеся, а митрополит иде к Брянску, оттоле в Суждалскую землю, и так седе в Володимери с клиросом и с всем житием своим» (25, 84).

  В Переяславль-Залесский Максима привела верность древней традиции. Издавна и в Византии, и на Руси церковные иерархи выступали в роли миротворцев. Их присутствие успокаивало кипевшие страсти, их веское слово порой заставляло соперников одуматься, вспомнить об ответственности перед тем, кто говорил: «У Меня отмщение, Я воздам» (Евр. 10, 30).

  В 1297 году первый этап спора между князьями о Переяславле-Залесском завершился на съезде во Владимире, который подготовили владимирский епископ Симеон и саранский владыка Измаил. После переезда во Владимир митрополита владимирский епископ был переведен им на ростовскую кафедру. Теперь сам Максим возглавил миротворческие усилия церкви по прекращению затяжного переяславского спора князей, то и дело выливавшегося в вооруженные столкновения.

  Митрополит умел заставить уважать не только свой сан, но и самого себя. Слушая его неторопливую, с легким акцентом речь, наблюдая за исполненными глубокого достоинства жестами, Иван впервые почувствовал пленительное величие Византии – исторической наследницы Римской империи.

  Можно думать, что на переяславском съезде в 1303 году именно митрополит Максим нашел компромисс, позволивший хотя бы на время избежать новой войны между князьями. Решено было, что Юрий сохраняет за собой переяславское княжество. Однако, по-видимому, в договоре было одно существенное условие: в случае кончины великого князя Андрея Александровича его преемник во Владимире должен был вместе с другими территориями получить и переяславскую землю. Такое решение устраивало если не всех, то, по крайней мере, Юрия и Михаила. Каждый из них втайне надеялся на то, что именно он станет обладателем великого княжения Владимирского. Что касается самого Андрея, то он, видимо, был уже слаб здоровьем и беспокоился главным образом о будущем своего сына – мачолетнего Михаила (91, 131). После того, как в 1303 году великий князь потерял старшего сына Бориса, Михаил оставался его единственным наследником. Беспокоясь о судьбе сына, Андрей пообещал Михаилу Тверскому получение великого княжения Владимирского после своей кончины. Гарантами были великокняжеские бояре, которым Андрей велел поддержать тверского князя.

  Со своей стороны, Михаил Тверской поклялся блюсти интересы юного князя Михаила Андреевича и сохранить за ним весь отцовский удел. Свое слово он сдержал. В 1305 году наследник Андрея Городецкого «женился в Орде и седе на отчине на Городце, на Суздали, на Нижнем» (32, 81).

  В новом, 1304 году Юрию удалось добиться и еще одного успеха. Летопись сообщает: «Toe же весны князь Юрьи Данилович с братьею своею ходил к Можайску и Мож��еск взял, а князя Святослава ял и привел к собе на Москву» (25, 86).

  Поход на Можайск был, в сущности, таким же разбойничьим набегом, какой совершил в 1301 году Даниил на Коломну. Такие самоуправства возможны были только в условиях упадка великокняжеской власти – высшего арбитра и стража порядка в Северо-Восточной Руси.

  Стремящийся к злу стремится к смерти своей.

  Притчи, 11, 19.

  Главным источником «серебра» для издержавшихся великих князей всегда был Новгород. Михаил Тверской, следуя заветам своего отца, был крут в обращении со спесивыми новгородскими «золотыми поясами». Он знал их слабые места и при случае бил без промаха. Где-то за год до поездки в Орду Михаил успешно разыграл «хлебную карту». Узнав о беспорядках в Новгороде (причины которых не вполне ясны), князь вывел оттуда своих наместников и захватил южные районы Новгородской земли – Торжок, Бежецкий Верх. Через эти города шло снабжение Новгорода хлебом из Средней Руси. Перекрыв подвоз хлеба, тверской князь поставил город под угрозу голода.

  Между тем в самом Новгороде бушевала смута: горели дома богачей, был сожжен и разграблен торг, смещен глава городской администрации – посадник. Тлевшая под пеплом равнодушной покорности ненависть бедняков выплеснулась на улицы. Голод, которым грозила хлебная блокада, мог еще больше раздуть пожар мятежа. В этих условиях городская верхушка, как и предвидел Михаил, пошла на уступки. Архиепископ Давыд отправился на переговоры к князю. Тот назначил цену мира в полторы тысячи гривен серебра. Проклиная все на свете, новгородские богачи собрали деньги. Получив выкуп, Михаил, по выражению, летописи «ворота отвори» (10, 93).

  Находясь в Орде, Михаил вновь решил «потрясти» новгородцев. Его наместники стали всеми способами вымогать деньги у горожан. Однако те на сей раз не покорились. Они собрались на вече и постановили изгнать из города тверских наместников. Конечно, это была игра с огнем. Все понимали, что если Михаил вернется из Орды победителем – кое-кому в городе придется заплатить кровью за такое самоуправство. И потому никто не спешил браться за меч. Хитроумные новгородские бояре в 1314 году послали гонцов в Москву, к Юрию, приглашая его занять новгородское княжение. Юрий, уже вернувшийся из Орды, не был вполне уверен в Новгородцах и их решимости держаться за Москву. Кроме того, он не знал, с какими полномочиями вернется из Орды Михаил Тверской. И потому обычно более скорый на дела, чем на размышления, московский князь на сей раз решил не спешить. Он тайно связался с князем Федором Ржевским и предложил ему отправиться в Новгород в качестве московского наместника. Федор изъявил полную готовность взять на себя эту рискованную миссию. Выждав еще некоторое время, Юрий велел Федору приступать к делу. Тот не медля с отрядом своих витязей двинулся в Новгород. При поддержке новгородцев он захватил тверских наместников и посадил их под стражу. После этого лихой Федор собрал новгородскую рать и вторгся с ней в тверские земли, предавая все на своем пути огню и мечу.

  Между тем Михаил Тверской все еще вынужден был жить при дворе хана Узбека, ожидая решения своей судьбы. В Твери на отцовском престоле сидел сын Михаила Дмитрий. Позднее современники дали ему прозвище «Грозные Очи». Не устрашившись незваного гостя, Дмитрий с тверским войском выступил навстречу отряду Федора Ржевского. Казалось, кровопролитное сражение неизбежно…

  Пыл бойцов остудила осень. Выйдя к противоположным берегам Волги близ Твери, два войска простояли шесть недель в томительном ожидании. Силы были примерно равны, и никто не хотел рисковать, переправляясь через холодную реку. Наконец был подписан мир, и противники без боя разошлись восвояси. Начинались заморозки, и жить долее в полевых шатрах было просто невозможно.

  Новгородцы, безнаказанно пограбившие тверские земли и подписавшие мир «на своей воли», ощущали себя победителями. Однако они понимали, что Михаил Тверской, вернувшись из Орды, будет жестоко мстить им за содеянное. И потому они с удвоенной настойчивостью – и, вероятно, с новыми посулами – стали звать к себе Юрия Московского. Тот, поразмыслив, согласился. На сей раз он мог сделать это на законном основании, ибо по договору, подписанному после шестинедельного стояния на Волге, тверской князь согласился официально отозвать своих наместников из Новгорода. Зимой 1314/15 года Юрий прибыл в Новгород вместе с младшим братом Афанасием. В Москве вновь, как и в 1304 году, Юрий оставил брата Ивана. Он явно доверял ему больше, чем другим братьям. Иван не бежал к тверскому князю в 1307 году, как это сделали Александр и Борис. Вероятно, именно тогда Юрий решил, что в случае, если он умрет, не оставив наследника, Иван должен будет занять московский престол.

  Михаил Тверской, находившийся в Орде, получил известие о действиях Юрия в Новгороде. Он доложил об этом самоуправстве московского князя хану Узбеку, а тот велел срочно вызвать Юрия в Орду для объяснений. 15 марта 1315 года Юрий выехал из Новгорода, «позван в Орду от цесаря» (Ю, 94).

  Праздник Пасхи 23 марта 1315 года Юрий, конечно, встретил у себя дома, в Москве. Для этого ему пришлось за семь дней проскакать, меняя лошадей, около шестисот верст. Вероятно, путь его лежал в объезд тверских земель, а значит, был еще более длинным. Этот бешеный прогон был по плечу только очень крепкому всаднику. Но таким и был князь Юрий Данилович. Выехавшие вслед за ним в Орду новгородские послы оказались не столь расторопными и осмотрительными. Они были перехвачены тверичами, приведены в Тверь и брошены в темницу.

  Из Москвы Юрий поехал в Ростов (22, 179). Должно быть, он хотел собрать там кое-какие деньги с ростовских князей.

  Остановка в Ростове перед отъездом Юрия в Орду имела и другую, сокровенную цель. Этот город с середины XIII века стал излюбленным местом поселения для живших на Руси татар. Среди них были опальные ордынские вельможи и купцы, чиновники налоговой службы и люди из свиты знатных ордынских невест, выданных замуж за р��стовских князей Глеба Васильковича и Константина Борисовича. Вся эта пестрая татарская колония имела прочные связи со своими сородичами в степях. Здесь, в Ростове, можно было узнать самые свежие новости из Орды, получить полезный совет и протекцию при ханском дворе.

  Константин Аверьянов: Загадка завещания Ивана Калиты

  В недобрых борьбах злосчастнее тот, кто победил.

  Василий Великий

  Эти слова святого Василия Великого, должно быть, часто приходили на ум князю Ивану, когда он размышлял о судьбе своего брата Юрия. Избавившись от Михаила Тверского, Юрий мог наконец торжествовать победу и пожинать ее плоды. Однако судьба, словно в наказание за погибель Михаила, готовила ему тяжкие испытания.

  Самым невыносимым для князя Юрия было одиночество. И дело было не только в отсутствии той повседневной семейной теплоты, которая размягчает сердце, делает его более отзывчивым к добру. Для человека Средневековья, воспитанного на библейских представлениях о роде как высшей ценности, это была не только личная обездоленность, но и социальная неполноценность.

  И словно в насмешку над Юрием в счастливой семье у брата Ивана рождапся один сын за другим. (Летописи не сообщают дату женитьбы Калиты. Известно лишь, что его первую жену звали Елена. Некоторые историки считают ее дочерью смоленского князя Александра Глебовича (43, 36). 7 сентября 1317 года в семье Калиты появился на свет первый сын, Симеон, в просторечии Семен. А два года спустя, 11 декабря 1319 года, княгиня Елена подарила Ивану второго сына, нареченного Даниилом.

  Два других брата, Афанасий и Борис, так же, как и Юрий, не имели сыновей. Казалось, какое-то проклятье тяготеет над домом Даниила. И только один из Даниловичей, Иван, сподобился стяжать милость Божию…

  Долгожданная великокняжеская власть невыносимым бременем легла на плечи Юрия Даниловича. Словно толпа неотступных заимодавцев, заботы терзали его днем и ночью. Ему приходилось действовать одновременно на нескольких направлениях, главным из которых был Новгород. Едва успев получить от хана ярлык на великое княжение Владимирское, Юрий прямо из Орды отправил туда своего брата Афанасия в качестве наместника (18,258). Новгородцы хорошо знали его по войне 1315 года и согласились с выбором Юрия.

  Из Орды Юрий вернулся на Русь весной 1319 года. Приехав во Владимир, он торжественно взошел на великое княжение. Сюда, во Владимир, к Юрию приезжал для переговоров князь Дмитрий Михайлович Тверской. Гарантом безопасности тверского князя и посредником выступил ростовский епископ Прохор. Из этого можно сделать вывод, что митрополит Петр был тогда в Юго-Западной Руси. В противном случае кому как не ему следовало бы выступить в роли миротворца? Ведь Владимир находился в его митрополичьей епархии. Да и гарантии Петра были бы гораздо весомее тех, что мог дать епископ Прохор. По-видимому, Прохор был оставлен в качестве первоиерарха Северо-Восточной Руси на время отсутствия митрополита.

  Утвердившись во Владимире, князь Юрий отправился в Ростов. Здесь он постоял над могилой жены, помолился у раки с мощами преподобного Леонтия Ростовского в Успенском соборе. Но не только личные чувства привели великого князя в Ростов. Город в эти годы служил яблоком раздора между местными князьями, а также между Москвой и Тверью. В борьбу враждовавших семейств вовлекались ростовские и ордынские татары. Источники не позволяют проследить всех перипетий этой многолетней тяжбы. Однако ясно, что частые приезды московских князей Даниловичей в Ростов – как мирные, так и воинственные – были связаны с местными усобицами и спором за ростовское наследие.

  Из Ростова Юрий поехал в Новгород, где совершилась его интронизация в качестве новгородского князя. Недолго пробыв на берегах Волхова, новый правитель Северо-Восточной Руси отбыл обратно. Наместником своим Юрий по-прежнему оставил Афанасия. В Низовских землях Юрия ждали новые заботы, и прежде всего – тверские и ордынские дела.

  В Твери после гибели Михаила Ярославича престол занял его старший сын – 20-летний Дмитрий. Согласно завещанию Михаила Тверского (реконструированному на основе более поздних сведений о тверских уделах В. А. Кучкиным) Тверское княжество было разделено следующим образом. Старший сын, Дмитрий, получил тверской стол и земли вокруг Твери; второй сын, Александр, – южные области Тверского княжества с городами Зубцов, Старица, Холм и Микулин; третий сын, Константин, был пожалован обширными, но слабо заселенными областями на северо-западе княжества; наконец, младший, Василий, получил восточные районы, центром которых был Кашин (91, 180).

  Тверские Михайловичи собирались с силами, вынашивали планы мести. Однако главной причиной тревог Юрия были новые идеи и настроения хана.

  Исследования историка И. Б. Грекова убедительно показывают, что «русская политика» правителей Золотой Орды всегда была составной частью их восточноевропейской политики. Решения, относящиеся к Руси, принимались только с учетом общего расклада сил в Восточной Европе. Необходимо также отметить, что в политических отношениях того времени большое значение играли династические браки. Только исходя из этих двух посылок можно понять причины падения Юрия Московского и неожиданного возвышения его брата Ивана.

  Хан Узбек отчетливо понимал, что в Восточной Европе происходит быстрая консолидация крупных государственных образований – Великого княжества Литовского, королевств Польши и Венгрии. Среди многих причин этого явления не последней была угроза немецкой и татарской экспансии. В начале XIV века особенно быстро росла Литва, где правил великий князь Гедимин (1316 – 1341). Его многочисленные сыновья и дочери вступали в браки с детьми правителей соседних земель, создавая тем самым новые возможности для литовской дипломатии. Так, например, в 1318 году правивший в Витебске (удел Полоцкого княжества) князь Ярослав Васильевич выдал свою дочь замуж за сына Гедимина Оль-герда. А уже через два года витебский князь умер и городом завладел его зять (44, 38). В начале 1320-х годов другой сын Гедимина, Любарт, женился на дочери волынского князя Андрея Юрьевича (131, 23). И он после смерти тестя стал претендовать на власть в Галицко-Вольшских землях.

  И Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, врата ада не одолеют ее…

  Матфей, 16, 18

  В то время как князь Юрий Данилович метался от одного края Руси к другому, поспешая навстречу своей ужасной судьбе, – его младший брат Иван по большей части пребывал в Москве. Здесь он вырос, возмужал, обзавелся большой семьей. Москвичи знали его как рачительного хозяина и хорошего управителя, но при этом и как набожного, «христолюбивого» человека. Добрый и благочестивый, Иван мог, однако, при необходимости крепко постоять за свою правду. На войне он умел действовать быстро и решительно.

  Особенное почтение Иван Данилович проявлял к митрополиту Петру. В церковном отношении Москва входила в состав митрополичьей епархии. И потому московские князья по своим духовным делам обращались прямо к митрополиту как к своему епархиальному архиерею. В случае отъезда митрополита епархией управлял его доверенный клирик – наместник.

  Москва была крупнейшим городом митрополичьей епархии. Обедневший, многократно разоренный татарами Владимир уже не мог служить достойным местопребыванием для главы всей Русской Православной Церкви. Кроме того, митрополит не любил владимирского одиночества. Это был город мертвых, в котором господствовали не живые люди, а величаво-угрюмые призраки прошлого. Поначалу Петр предпочитал жить в небольшом, но уютном Переяславле – втором по значению городе великого княжения Владимирского. Было во всем облике этого приозерного городка нечто утонченно-духовное, евангельское. Стояли на холмах стройные, как свечки, деревянные церкви. Радовало глаз своим светлым, веселым простором озеро. Тихо плескали весла в тенистых протоках неторопливого Трубежа. А по берегам сушили сети и смолили лодки рыбаки – далекие русские собратья тех галилейских рыбаков, которых сам Спаситель призвал когда-то на тернистый путь апостольский.

  Однако печать запустения, которой так явственно отмечен был Владимир, легла и на Переяславль. Многократно разоренный татарами, город обезлюдел, сжался в кольцо древних валов. Туг и там виднелись незастроенные пепелища. Даже приезд владыки не мог возродить былого величия Переяслав-ля. Впрочем, Петр не имел времени, чтобы подолгу оставаться на одном месте. Исполняя свой архипастырский долг, он неустанно странствовал по Руси, наставляя и обличая, убеждая и проклиная. Лишь к концу жизни, устав от вечных скитаний, он избрал своим любимым пристанищем Москву. Здесь его всегда приветливо встречал благочестивый князь Иван Данилович.

  Сложившаяся при митрополите Петре «двуглавая» структура митрополичьей епархии (Владимир – Переяславль, позднее Владимир-Москва) воспроизводила на епархиальном уровне возникшую после татарского нашествия «двуглавую» схему всей русской митрополии (Киев – Владимир).

  Митрополит Петр возвышался над князьями не только величием своего сана и авторитетом стоявшего за его спиной константинопольского патриарха. В своих поступках он исходил прежде всего из интересов церкви и нравственных императивов Евангелия. Никто из князей не мог использовать его в качестве орудия для достижения своих корыстных целей. Однако за добро Петр всегда платил добром. Гостеприимство князя Ивана, а главное – его неподдельное, истовое благочестие побуждали Петра к ответному доброжелательству. В сложных обстоятельствах он поддерживал москвичей. А эта поддержка значила в ту пору очень много.

  В условиях политической разобщенности, всеобщего материального и духовного оскудения, вызванного монгольским завоеванием, значение церкви в жизни русского общества неизмеримо возросло. Ордынское владычество истощало страну, а вместе с ней и церковь. Однако церковь не подвергалась каким-либо гонениям со стороны завоевателей. Монголы отличались большой религиозной терпимостью, чтили чужие верования, но при этом требовали от русских князей, приезжавших в ханскую ставку, исполнения старинных монгольских языческих обрядов. Последнее стало причиной казни в Орде некоторых русских князей, считавших исполнение этих ритуалов изменой христианству. Так погиб в ставке Батыя в 1246 году князь Михаил Всеволодович Черниговский. Вскоре после смерти он стал почитаться церковью как святой.

  Следуя заветам Чингисхана, его потомки повсюду в завоеванных странах оказывали покровительство местному духовенству. На Руси оно было освобождено от всех податей и повинностей в Орду. Русские митрополиты получали из рук хана особые грамоты (ярлыки), подтверждавшие эти привилегии. Льготы распространялись не только на духовенство, но и на некоторые категории населения, связанные с церковью.

  В свою очередь, русское духовенство – от митрополита до сельского священника – обязано было публично, при всем народе молить Бога о благополучии ордынского «царя». Оправдание этому унижению находили в Библии.

  «Так говорит Господь Саваоф, Бог Израилев: так скажите государям вашим: Я сотворил землю, человека и животных, которые на лице земли, великим могуществом Моим и простертою мышцею Моею, и отдал ее, кому мне благоугодно было. И ныне Я отдаю все земли сии в руку Навуходоносора, царя Вавилонского, раба Моего, и даже зверей полевых отдаю ему на служение. И все народы будут служить ему и сыну его и сыну сына его, доколе не придет время и его земле и ему самому; и будут служить ему народы многие и цари великие» (Иеремия, 27, 4 – 7).

  Толкование «вавилонского плена» иудеев как Божией кары, которой нельзя противиться, было использовано русским духовенством применительно к «ордынскому плену». Конечно, такой вывод был вполне естественным для человека Средневековья. Кроме того, «примиренчество» диктовалось самим здравым смыслом. Это был единственный путь к самосохранению народа – путь Александра Невского и Ивана Калиты, путь святителей Петра и Алексея.

  • Новые книги
  • Жанры
  • Авторы
  • Сериалы
  • Издательства
  • Города
  • Случайная книга
  • Фильтр книг
  • Библиотечное
    • Авторы на КулЛиб
    • Инструкция FTP
    • Коды языков
    • Софт
    • Теги книг
    • Карта сайта
    • Ссылки
    • Требуется OCR
    • Memory
  • Статьи
  • Кто-нибудь пишет сам?
  • Создание сносок в файлах epub в редакторе Sigil
  • Лингвистический анализ
  • Эльдорадо. Золото и кокаин (Кирилл Бенедиктов)
  • Хочу удалить залитую книгу из библиотеки.
  • V508291 Легендарный механик
  • Обсуждение жанров библиотеки
  • Шеф-редактор начала статью о полиции с цитаты писателя Андрея Ангелова
  • Жанры библиотеки CoolLib для FictionBookEditor
  • Жанры CoolLib для MyHomeLib и FBDMaker
  • Доверяй и проверяй
  • CoolLib
  • Отпуск для мамы
  • В.Шебзухов «Наездница» Читает Лера Борисова
  • В.Шебзухов «Алина» читает Спиридонова Саша
  • Владимир Шебзухов «Яблочко для мамы» (видео)
  • Говорить и делать
  
  

  Похожие записи:

  • Нужно ли согласие второго родителя на выезд ребенка за границу 2021
  • Районный коэффициент омской области 2021
  • Свидетельство о праве на наследство авторского права